Владимир Невский

— Да кто там барабанит?! — из-за двери послышался недовольный хриплый голос. — Не дадут человеку отпуском насладиться. — И дверь со скрипом распахнулась.

— Я тебя категорически приветствую, — Егор, не дожидаясь приглашения, переступил порог квартиры. — Пить будем?

Владимир не сразу осознал, что перед ним стоял друг детства, живой и здоровый. А когда лёгкий ступор отпустил, то бросился обниматься:

— Живой, чертяга!

Егор поморщился:

— Плечо. Ранение. Рука не работает. — Отвечал короткими, словно рублеными, фразами. С трудом скинул бушлат, переобулся. — Врачи говорят, что восстановится со временем.

— А мы тебя уже оплакали, — буркнул Вова. — Звонили тут нацики.  Сволочи!!!

Они прошли на кухню.

— Жена к тёще укатила, квартиру к Пасхе убирать. Сейчас пельмени сварю. — Он стал хлопотать около плиты. — Как ты допустил, чтобы мать так напугали? Знаешь, что они ей наговорили? Ужас. Как только сердце Ольги Ивановны не разорвалось.

— Да кто знал, что та девушка-волонтёр, которая приходила в полевой госпиталь да всё расспрашивала и помощь предлагала, окажется пособницей укронацистов. В голове не укладывается. Обещала позвонить, мать успокоить. — Егор здоровой рукой потеребил волосы. — И?

— Звонил мужик, сказал, что смотрит на твой разорванный труп, который жрёт голодная свора одичавших собак. Ну и, как водится, «Слава Украине! Героям слава»!

Егор выругался, применяя все крепкие выражения великого русского народа.  Да так, что даже Вова был крайне удивлён, не ожидавший такого смачного спича от спокойного, уравновешенного друга. Молча достал из холодильника колбасу, сыр,  маринованные грибы. Егор с хрустом открутил крышку бутылки и наполнил рюмки.

— За мир?! — больше вопросительно, чем утверждающе сказал Вова

— За парней, — Егор,  не чокаясь, опрокинул рюмку.

Владимир вернулся к плите, где пельмени уже стали всплывать.

— Как там, на войне-то?

— Страшно.

— А настроение? Мнение?

— Я не буду об этом говорить, — резко ответил Егор.

— Почему? — Вова поставил на стол тарелку с пельменями и снова наполнил рюмки. — По пятьдесят, под горячее.

— Об этом поговорим, когда всё закончится. Я не имею права обсуждать ни приказы, ни мотивы. Я присягу давал. Да и по большому счёту, нам же не всё говорят об истинных причинах конфликта. Политикой пусть занимаются дипломаты, войной – генералы. Нам незачем туда лезть со своим закоренелым невежеством. И давай оставим эту тему.

— Хорошо, — легко согласился Владимир. — Твоя правда. Быстро все мы из вирусологов превратились в военных аналитиков. — Некоторое время на кухне стояла тишина, однако и она не убавляла витавшее в воздухе напряжение. — Тогда расскажи мне о Богдане. Ты и на войне не оставил своих привычек и там смог подцепить гарную дивчину. — Шутка «ушла в молоко», хотя глаза друга заметно потеплели.

— В Мариуполе, когда город зачищали. В цокольном этаже жилого дома я её и обнаружил. Завалило девочку строительным мусором. Сил хватало лишь на слабый писк. Я и подумал сначала, что это котёнок пищит. Разгрёб мусор, а там…, глаза. Глазищи! Боль и отчаянье, вера и надежда. И слёзы. Такими крупными горошинами по грязным щекам. И всё!

— Что, всё? — Вова не узнавал друга. Раньше он не делал такие продолжительные паузы в разговоре.

— Накрыло.

— Опять ерунда в штанах засвербела? — усмехнулся, но тут же понял, что ошибся.

— Нет! — резко ответил Егор, нахмурив брови. — Вот тут ёкнуло! — он ударил себя по груди, в область сердца.

— Да уж понял, — оправдываясь, смягчил обстановку Вова. — Иначе не дал бы девчонке свой адрес. Или кто надоумил?

— Я сам себе Демиург! — буркнул Егор.

Владимир поспешил опять наполнить рюмки. Однако алкоголь, растворяя все рамки такта, заставлял быть откровенным и настойчивым в своём видении ситуации.

— Ольга Ивановна была сначала безмерна рада, что ты наконец-то образумился, задумался о серьёзных отношениях. И Богдана пришлась по душе. Они даже подружились. Пока она случайно не увидела, — Вова тоже сделал многозначащую паузу.

— Что?

— Свастику на её предплечье, — с нескрываемым злом ответил Вова.

— Что? — Егор выронил вилку.

— Эмблема «Азова». А следом тот злополучный звонок. Вот Ольга Ивановна и не выдержала, сдала Богдану в ФСБ.

Егор потёр грудь, глубоко и часто задышал.

— Сигареты есть?

— Не стоит.

— Тогда ещё по одной, — Егор разлил остатки водки. — Мама об этом и словом не обмолвилась.

— Поругался с ней? — понял Вова. — Надо помириться. Девочка того не стоит.

Егор лишь махнул рукой:

— Остыть сначала надо. — Он долго молчал, гоняя вилкой по тарелке последний пельмень. — Трудно в это поверить. Ты бы видел, как Богдана искренне обрадовалась мне, российскому солдату. Как на шее повисла, какие слова благодарности горячо шептала, — покачал головой. — Мне надо увидеть её. Поговорить.

Владимир вдруг осознал, что друг так просто не откажется, не отступит, не порвёт нить вот так, не объяснившись, не расставив все точки. И оказался прав.

— Ты же можешь поговорить со своим другом из ФСБ? Узнать, где она, что с ней?

— Попробую, — вздохнул Вова. — Ещё одну распакуем? — кивнул на пустую бутылку.

Егор покачал головой.

— Не берёт, зараза. Пойду я, прогуляюсь по городу. Соскучился.

 

Весна выдалась абсолютно бесстрастная. Вялая, без настроения. Пасмурные дни набросили на город какое-то неприглядное покрывало, приглушая цвет, растворяя краски. Серый асфальт, серые стены, серое небо. В такую погоду ничто не отбрасывает тени, поэтому и мир казался каким-то однообразным.

А ведь во времена  не столь далёкие, но уже почти былинные, Егор находил красоту и прелесть в любой непогоде. Но сегодня желания попрактиковаться не было.

Вот только  парочка сорок, которые смешно скакали с сугроба на сугроб, вызвала у Егора слабую мимолётную усмешку. «Аристократы семейства птиц. Всегда в смокингах», — пронеслось в голове. Передёрнул плечами и продолжил броуновское движение по улицам и переулкам любимого города.

 

После ухода друга Владимир начал лихорадочно названивать  сослуживцам и знакомым во все правовые ведомства. И час спустя он добился-таки результата. Получил полную информацию о беженке Богдане из славного города Мариуполь. Сначала возникло желание набрать номер Егора, но, поразмыслив некоторое время, раздумал. Поспешно собрался и отправился к Ольге Ивановне.  Задуманный поворот сюжета, по его мнению, поможет женщине помириться с сыном.

Не успел он подняться на лестничную площадку, как дверь квартиры распахнулась. Женщина выглядела уставшей, обессиленной, истрепанной душевной болью.

— Я в окно тебя увидела, — бесцветным голосом произнесла она. — Заходи, Володенька.

— Егора ждёте? — догадался Вова. — Он решил прогуляться по городу.

— Пойдём пить чай, — пригласили его Ольга Ивановна. — Я сегодня печенье испекла.

Её курабье славилось на всю округу.

— Ой, Володенька, и натворила я дел, — с тяжёлым вздохом сказала женщина, разливая по чашкам ароматный чай. — Кажется, я второй раз за месяц потеряла сына.

— Вот об этом я и пришёл с вами поговорить, — Владимир пригубил напиток. — Я нашёл Богдану.

— Где она? — вмиг оживилась Ольга Ивановна. В глазах пробудилась жизнь.

— После допроса в ФСБ её отпустили.

— Отпустили? — удивление было по-детски искренним.

— Да. Я созванивался со своим однокурсником. Большая удача, что именно он девочкой занимался.

— И что сказал? — нетерпение булькало в её голосе.

— Богдана поведала свою историю жизни. Она дружила с парнем, который неожиданно для всех записался добровольцем в батальон «Азов». Родители его плакали, друзья отговаривали, знакомые осуждающе качали головой. Богдана после несколько неудачных попыток откровенно поговорить с ним, категорически порвала отношения. И тогда новоиспеченный нацист совсем «крышей поехал». Он похитил девушку, привёз на базу, где её насиловали несколько дней эти нелюди. Там и татуировку нанесли как знак частной собственности «Азова». На её счастье тут начались ожесточенные бои, и ей удалось сбежать.  Спряталась в подвале жилого дома, где через пару дней её и нашёл Егор.

— Кошмар, — выдохнула Ольга Ивановна.

— Я знаю, что сейчас нельзя никому верить, и каждую информацию, даже официальную, надо тщательно проверять. Но я майору безоговорочно доверяю. Он ещё в академии проявлял чудеса интуиции. Ложь чуял на непостижимом уровне. О его чуйке ходили легенды. Даже педагоги открыто выражали восхищение. И если он поверил Богдане, то, значит, так оно и было на самом деле.

— Какой ужас! — Ольга Ивановна достала из аптечки пузырёк с сердечными каплями. — Какая дикость!

— Сейчас Богдана вернулась в лагерь беженцев. Он расположен в пансионате «Чистые воды». Вот адрес, — Вова протянул лист бумаги. — Скажите Егору, что сами выпросили его в ФСБ. Это поможет вам помириться.

— Спасибо, Володенька, — она прижала бумажку к груди.

— А вот пересказывать историю Богданы не стоит. Егор не поверит, что майор ФСБ так разоткровенничался с вами.  Если Богдана захочет, то сама ему всё расскажет.

— А ты думаешь, что он поедет к ней?

— Обязательно. Обязательно поедет, Ольга Ивановна. — Владимир залпом допил чай.  — Это любовь. Невзирая на войну и спецоперацию. Несмотря на национальность и социальное положение. Не считаясь ни с общественным мнением, ни с собственной репутацией. Всем обстоятельствам назло. — Он сделал продолжительную паузу, давая время женщине осознать всю глубину сказанного. — Надо понять и принять.

— Удар любви подобен закату, сиянию цвета…, — задумчиво произнесла Ольга Ивановна, глядя в окно.

Солнце лишь на несколько минут выглянуло из-за туч, прежде чем прикоснуться нижним краем кромки горизонта. Ярко-оранжевый диск раскрашивал уходящий день всевозможными красками, внушая сдержанный оптимизм.

 

2022 

   Он метался по кровати, повторяя пересохшими, потрескавшимися губами одну и ту же фразу: «Я сам!.. я сам… я сам». Старушка сидела у изголовья, вытирая повременно то обильную испарину с его лба, то слёзы, не перестававшие катиться по её морщинистым щекам. Читала шёпотом молитвы, прося у всевышнего спасения и помощи для внука.

Он единственный, кто остался у неё после страшной войны.  Всех забрала проклятая: трёх сыновей, сноху, внучку. Вот только Матвей и остался, да и тот вернулся совсем другим человеком. Озорной и жизнерадостный мальчишка с сияющими глазами остался там, в окопах. Сейчас же это уставший, опустошенный, искалеченный душой и телом двадцатипятилетний человек. С потухшими глазами и седыми висками. Мальчишка совсем разучился улыбаться.

— Матвей, Матвеюшка, — не выдержала старушка и разбудила внука. Хотя он и не спал почти в последнее время, но и столь тревожный сон вряд ли бы пошёл ему на пользу.

— Что? — парень сел в кровати и огляделся, словно впервые оказался в этой избе. Медленно пришёл в себя. — Что, бабушка?

— Пойдём обедать, — нежно попросила старушка. — Соседка горсть капусты квашеной дала, я щи наварила.

— Не хочу, — он покачал головой. Встал, шлёпая босыми ногами, вышел на крыльцо. Присел на ступеньку и закрутил «козью ножку». Дым крепкого табака ударил в горло, закружил голову. Матвей закашлялся, прикрыл глаза и….

 

 В учебной части Матвею достался крохотный, мохнатый комочек. Солдату предстояло вырастить из совсем глупого щенка настоящего бойца для отдельного батальона СИТ, собак-истребителей танков. Три месяца Матвей обучал собаку подрывному делу. Они вместе с четвероногим другом преодолевали страх перед ревущей техникой, «плюющей» смертельным огнём. Всем сердцем он прикипел к питомцу. Письмо от бабушки, из которого он узнал о смерти отца под Москвой, о гибели матери с сестрёнкой под бомбёжкой, жгло сердце. И только Лаэрт своей немыслимой любовью  помог ему выстоять в борьбе с отчаяньем и болью.

После обучения, Матвей с питомцем отправился на фронт. А именно, под Ростов, в отдельную морскую стрелковую бригаду.

 

 Из дома вышла бабушка.

— Матвей, может, я всё-таки схожу к Кузьминичне? Она же знатная знахарка. Травки какие-нибудь даст, аль отвар приготовит.

— Бабушка, ну какая знахарка? Какие отвары? Я же комсомолец.

— Сгоришь заживо, — с упрёком проговорила старушка, вытирая слёзы. Тихо вернулась в избу.

— Привет фронтовикам! — во двор зашёл Пётр, ловко орудуя костылями. Одноклассник вернулся с войны ещё в сорок третьем. Без ноги, без уха, без глаза. Но его сразу же выбрали председателем колхоза как единственного молодого и грамотного человека. В деревне-то остались лишь старики и дети.

— Здравствуй, Петро, — Матвей пошёл навстречу другу. Они обнялись, потом присели на скамейку. Закурили папиросы, которыми щедро поделился председатель.

— По делу я к тебе, Матвей. Длинные разговоры вести времени просто нет.

— Говори.

— Сенокосная пора наступает. А рук мужских не хватает, сам всё прекрасно знаешь. Помочь колхозу надо.

— Поможем, — без всякого промедления ответил Матвей. — Я и сам к тебе после обеда в управление собирался. Сенокосы у нас, как и прежде, за речкой?

— Да. Там и ночевать придётся. В последнее время много лихих людей из щелей повылазило. Всё норовят чужое добро к рукам прибрать.

— Хорошо.

— Тогда приходи сегодня в управление к семи часам вечера, подвода пойдёт с косцами, — и, не прощаясь, одноклассник отправился дальше по дворам искать понимания у односельчан.

 

 Танковый десант фашистов всё-таки прорвался на правом фланге дивизии, угрожая смять стрелковый полк. Округа вмиг наполнилась металлическим грохотом лязга гусениц. Ползут с бугра на бугор, злым огнём поливая оборонительные порядки. Всё ближе и ближе. А это значило лишь одно: Лаэрту вынесли смертельный приговор. Молодой сержант, не скрывая слёз, крепко прижимает овчарку к груди, уткнувшись в её мягкую, пропахшую дымом, шерсть.

— Боец! — хрипит командир. — Чего ждёшь? Командуй!

Он понимал, что надо, что пёс может спасти сотню человеческих жизней, что от его приказа во многом зависит исход битвы. И вьюк надет, и взрывчатка в нём, но короткое слово «вперёд» судорогой перекрыло горло.

— Боец! — уже в истерии кричит командир. — Под трибунал захотел?

Лаэрт лизнул шершавым языком мокрое от слёз лицо Матвея, вырвался из цепких объятий и рванул вперёд.

— Вернись! Я сам! — в отчаянье выкрикнул Матвей, поднимаясь из окопа. И снайперская пуля в тот же миг обожгла его грудь. Не дала возможности увидеть, как следом бросились и другие собаки. Танки взрывались один за другим. Поле покрылось шлейфами черного едкого дыма. Атака приостановилась. Уцелевшие танки и пехота начали отходить. Бой затихал.

 

Он вскочил и бросился к колодцу. Окатился  ледяной водой, отгоняя от себя грустные картинки прошлого.

— Бабушка, — крикнул он. — Давай обедать да сумку собирать. На сенокос я ухожу.

И не видел парнишка, как в доме старушка перекрестилась, и совсем мимолётная улыбка озарила на мгновение её морщинистое лицо:

— Дай Бог, дай Бог! Может, работа и поможет внучку. Там люди, там молодые девчата и парни. Песни и посиделки у костра. Авось, и оттает Матвеюшка сердцем-то. А то смотреть на него сил уж совсем не осталось.

Она засуетилась, разогревая щи и заваривая смородиновые листья вместо чая. Сокрушалась, что положить в сумку внуку абсолютно нечего.

— А я всё-таки за это время схожу к Кузьминичне. Может, и травки даст, и советом дельным поможет.

 

 Майор НКВД  в сотый раз прочитал донесение на младшего сержанта.  Из рапорта следовало, что боец не выполнил приказа выпускать собаку-истребителя. Пёс сам вырвался из рук плачущего, как красная девица, солдата. А потом и сам боец вылез под пули снайпера, проявляя тем самым слабость и трусость перед предстоящим боем.

Вздохнул, прикуривая очередную папиросу, выпуская густые клубы дыма, сквозь которые внимательно рассматривал нерадивого сержанта, только что вернувшегося из госпиталя. 

Тот сидел, низко опустив голову, и нервно теребил пилотку. Молчание затягивалось. И чем дольше висела тишина, тем страшнее она становилась.  Наконец, майор достал из папки бумагу и, прокашлявшись, прочитал:

— Из донесения генерал-лейтенанта Дмитрия Лелюшенко: «При наличии массированного применения противником танков собаки являются неотъемлемой частью противотанковой обороны. Противник боится собак-истребителей и специально охотится за ними».

Матвей громко сглотнул комок в горле.

— Это был Лаэрт. Не просто овчарка. Друг. Настоящий. Единственный, — каждое слово Матвей говорил после значительной паузы, при этом понимая, что для майора его истинные чувства не имеют никакого значения.

Но как было приятно удивиться, что все слухи о том, что энкавэдэшники большую часть советских солдат и офицеров, попавших к ним, «в оборот», либо расстреливали, либо отправляли в штрафбат, были сильно преувеличены.  Без особых последствий Матвей вернулся на передовую, но уже на другой фронт, рядовым пехотинцем.

 

 Вернулся Матвей только через месяц. Загорелый, похудевший, обросший. Долго парился в бане, смывая усталость и опустошенность. Потом сидел на завалинке, наблюдал за закатом, прихлёбывая свежесваренный квас и попыхивая самокруткой.

Закат щедро одаривал его целой гаммой эмоций, таких же разнообразных и ярких, как и цвета, в которые окрашивал небосвод. От нежно-голубого до пылающего красного. Деревня словно покрылась сверкающей позолотой. А в воздухе витала музыка, особенная музыка уходящего дня.  Шуршание букашек в траве, вскрики птиц, шелест листвы. Вот только покоя природное чудо не приносило.

— Матвей, — к нему подошла бабушка. — Я схожу к соседке. Она сильно заболела, просила посидеть с ней ночку. Ужин на столе.

— Хорошо, — бесцветным голосом ответил Матвей, на что старушка только грустно покачала головой. Её надежда, что работа хоть как-то отвлечёт внука от душевных ран, не увенчалась успехом. Парень продолжал медленно угасать.

Сон опять был переполнен тревожными образами и звуками. Рыжий немец, дуло автомата в лицо, стон раненого товарища, огонь, дым, запах паленой человеческой плоти. Улыбка отца, тёплые руки матери, смешные жиденькие косички сестрёнки, немая покорность в глазах Лаэрта. Всего мгновение он смотрит на него, а потом….

— Я сам!.. я сам… я сам.

Вырвало его из этого кошмара влажное и шершавое прикосновение. Матвей открыл глаза и… увидел его! На его груди копошился маленький, пушистый комочек, с влажным и холодным носом, с маленькими бусинками глаз. Щенок! Всё норовил лизнуть Матвея по щекам. Рядом с кроватью стояла бабушка, с неуверенностью наблюдала за ним. В её глазах замерло ожидание.

Матвей взял щенка в руки, почувствовал, как лихорадочно бьётся его маленькое сердечко.

— Ну, здравствуй, дружок.

Услышав голос хозяина, щенок радостно взвизгнул, чем вызвал у Матвея улыбку. Такую же лучистую, мальчишескую улыбку, как в далёкое довоенное время.  

 

2022

 Не успел Борис выйти из здания, как тут же включил телефон и начал вести стрим, громко вещая:

«Здравствуйте, здравствуйте, догорите подписчики! Это снова я, Шикарный Блондин!  И, как видите, снова выхожу на свободу. За моей спиной – серое и унылое здание местного ОВД. О моих приключениях расскажу чуть позже. А сейчас, наконец-то, я познакомлю вас со своим братом и ангелом-хранителем. Вот он! — Борис перевёл камеру на брата. — Глеб. Глебушка – краюха хлебушка. Смотрите и удивляйтесь: мы с ним абсолютно не похожи. Но этот стрёмно одетый кареглазый шатен – мой родной брат. То ли природа пошутила, то ли мамка согрешила. О. О! О!!! Глеб готов испепелить меня своими чёрными глазищами. Шутка, конечно, неудачная, но зато в рифму. Просто мы и характерами очень разные.  Мировоззрение кардинально противоположное. Я – весельчак и балагур, любитель кучеряво проводить время: автогонки, ночные клубы, пейнтбол. А Глеб шатается по выставкам, книжным ярмаркам и театрам. Скучно живёт. Нет в нём изюминки, фишки. Даже маломальской татуировки нет. Вот попадёт в морг, и трудно будет его опознать. Серость и убогость. Да, сегодня я не в ударе шутить. И потому откланиваюсь. Подписывайтесь, жмите на колокольчик, чтобы не пропустить новые ролики».

Борис глубоко выдохнул, перевёл дыхание и поинтересовался у брата.

 — А куда мы шлёпаем по лужам?

— К метро, — лаконично ответил Глеб.

— В смысле, к метро?! — искренне возмутился Борис. — Ты что, не мог приехать на своей машине? И зачем она тогда тебе нужна?

— Для экстренного случая, — невозмутимо ответил Глеб.

— А сейчас? Разве не чрезвычайная ситуация?

— Обыденная, — слабо улыбнулся брат.

— Ну да, да, — согласился Борис. — Тогда может, такси закажем?

— Дорого, — нахмурил брови Глеб.

— Дорого? — вновь возмутился Борис.

— Дороговата вышла твоя свобода.

— Да верну я тебе деньги. — Борис глубоко вздохнул. — Лишь бы отец не узнал о моих приключениях. Тогда точно лишит финансового потока. А вот ты, куда деньги тратишь? Неужели театры ныне такие дорогие?

— Договор! — коротко, но жёстко ответил Глеб и напомнил после паузы. — У нас с тобой был уговор:  не нарушать личное пространство друг друга.

 — Помню, — буркнул Борис.

Вид у него был как у побитой ни за что собаки. Всё-таки бурный алкогольный вечер, ночь в «обезьяннике»  и страх быть разоблачённым отцом наложили печать глубокой скорби на чело парня. Такая картинка ничего, кроме тихой жалости, не вызывала.

Гнев растворился мгновенно, словно росинка под жаркими солнечными лучами.

— И у меня имеется слабость, — Глеб старательно пытался смягчить интонацию. — Трачу карманные деньги на утоление этой слабости.

Борис преобразился: заулыбался, в глазах заискрился интерес. В предвкушении запретного плода, он потёр ладони:

— Ну?

— Я златом плачу за добро, — ответил Глеб и пояснил. — Злато – это иносказательно.

— Слушай, — Борис вмиг взорвался. — Твоё языковое аристократическое жеманство, метафоры, аллегории,  эвфемизмы меня просто бесят! Видишь,  я тоже могу красиво выражаться, но предпочитаю разговаривать простым, человеческим языком. И ты будь добр, не умничай.

— То есть, вести диалог без социального диалекта? — Глеб не удержался, подколол брата.

Тот только взвыл, закатив глаза.

— Хорошо, хорошо, — поспешил успокоить его Глеб. — Обойдёмся без лингвистических шуток.

Борис красноречиво промолчал, потом обижено сказал:

— Если не хочешь раскрывать секрет, то не стоило и заводить разговор, — и демонстративно отвернулся.

— Короче, знаешь пословицу «Делай добро и…».

— Бросай его в воду, — тут же ответил Борис.

— У этой пословицы имеется продолжение, которое почему-то мы забыли. Нам так удобней. «Делай добро и бросай его в воду. Оно не пропадет – добром к тебе вернется» - вот полная версия. И я на практике доказываю её состоятельность. Знаешь, даже заметил один парадоксальный нюанс: чем богаче человек, тем он злее и жаднее. А кто живёт за чертой, тот и последнее отдаст.

— И как это происходит? — Борис искренне заинтересовался.

Глеб оглядел улицу и кивнул головой на небольшой продуктовый магазин:

— Пошли.

Покупателей в столь ранний час было очень мало: парочка мужиков, страдающих похмельным синдромом, две старушки-пенсионерки и ватага ребятишек, заглянувших в магазин по дороге в школу.

Глеб мгновенно оценил обстановку, шепнул ничего не понимающему брату:

— Обрати внимание на старушку у кассы. Она купила лишь полбуханки хлеба и грамм триста мятных пряников. Дрожащими руками считает мелочь. Это и есть наш объект для эксперимента. Пошли на улицу, там подождём.

Ждать пришлось несколько минут. Вышла старушка и, шаркая ногами по асфальту, направилась к скверу.

— Бабушка, — остановил её Глеб. — Мы с братом проездом в вашем городе. На вокзале нас ограбили, документы и деньги вытащили. Не могли бы вы нас угостить пряниками? Уже два дня ничего не ели.

Борис с удивлением посмотрел на брата, который с упоением обманывал старушку. Женщина остановилась и тяжело вздохнула:

— Что же вы, ребятишки, так невнимательны. Лихих людей везде полным-полно, — она непослушными пальцами развязала пакет с выпечкой и протянула парням по два пряника. В пакете сиротливо осталось пять штук. — Угощайтесь.

— Вот спасибо, — обрадовался Глеб.

— Спасибо, — тихо сказал Борис, находясь в состоянии лёгкого шока. Растерянно глянул на брата.

— Я сейчас, — шёпотом ответил тот и бросился в магазин.

А старушка, завязав пакет, продолжила свой путь. Стук её тросточки об асфальт болью отзывался в сердце парня. В полном недоумении он озирался по сторонам. Даже немного запаниковал и радостно выдохнул, когда Глеб выскочил из магазина с двумя большими пакетами в руках. Борис бросился к нему:

— Что это было?

— Догоним? — широкими шагами направился следом за старушкой. Это произошло достаточно быстро. — Бабушка!

— Ой, — она остановилась и повернулась. — Что вам, мальчики?

— Бабушка, — Глеб широко улыбнулся. — Полиция уже нашла грабителей и вернула нам документы и деньги. Мы с братом решили отблагодарить вас.

— Меня? За что? — неподдельно удивилась старушка.

— За вашу доброту, — Глеб протянул ей пакеты. — Вот, мы тут прикупили вам кое-что. Сыр и масло, йогурты и сметану, яблоки и бананы. Консервы, колбаса, сок.

— Зачем? — она даже немного испугалась.

— Добро вернулось сторицей. Вы отдали нам последние пряники, и мы не имеет морального права не отблагодарить вас той же монетой.

Глаза пожилой женщины повлажнели. Она торопливо зашептала слова благодарности, путаясь и запинаясь. Прошло несколько минут, прежде чем старушка пришла в себя. Парни проводили её до самого подъезда, внимательно выслушав рассказ её жизни.

Отработала в школе около сорока лет, но кроме мизерной пенсии  больше ничего не заработала.Хотя и является заслуженным учителем РСФСР. Она старательно оправдывала детей, которые вот уже год не приезжают, внуков, забывающих даже в праздники ей позвонить. И даже государство удостоилось слов понимания. От чая братья учтиво отказались.

— Спасибо вам, мальчики.

— Не за что, — ответил Глеб.

И тут проснулся заслуженный учитель:

— Не стоит так отвечать на благодарность. «Спасибо» - это сокращение от «Спаси тебя Бог». Поэтому, когда благодарят, то всегда желают ответной помощи от Всевышнего, его защиты и благосклонности. А ты в ответ: «не за что», проявляя гордыню. Играть такими вещами весьма опасно. Любая мысль рано или поздно материализуется. И человек, отвергший помощь свыше, вскоре почувствует плоды своего легкомыслия. Часто в жизни такого человека наступает опустошенность. Страшнее одиночества среди толпы только душевная пустота.

Ошеломлённые парни промолчали в ответ. И дорогу до дома они провели в полной тишине. Борис никак не мог отойти от впечатлений, Глебу вообще не хотелось вести какие-либо разговоры.

В прихожей их встретила встревоженная мать:

— Мальчики, где вы пропадаете?

Борис что-то буркнул невнятное и прошмыгнул в квартиру.

— Всё хорошо, — Глеб поспешил успокоить мать.

— А что с Борей?

— Прозрел, — хмыкнул парень. — А дальше, надеюсь, повзрослеет и поумнеет. Устал я что-то, пойду, поваляюсь.

— Обед в холодильнике, — ответила женщина. — У меня фитнес и салон красоты.

— Хорошо. — Глеб прошёл в свою комнату, где обнаружил брата. — Ты не заблудился?

— Как часто ты вот так экспериментируешь? Хотя это и неважно. Слушай, у меня родилась отличная идея.  Чем это не челлендж: творить добро? TikTok нам в помощь.

Это уже не баловство, а реальная помощь,— он возбуждённо ходил по комнате. — Какими же глупостями я занимаюсь. Ночные клубы, воровство в магазине на спор, купание нагишом в фонтане. Идиотизм. Знаешь, у меня сейчас такое ощущение, словно с груди сняли какой-то непомерно тяжёлый груз. И так легко стало дышать, и на душе разлилась необъяснимая благодать. Хочется улыбаться. Просто так, без причины. Спасибо тебе, братишка.

Глеб хотел ответить привычно «не за что», но осёкся, вспомнив лекцию учительницы, и без всякого лицемерия ответил:

— Пожалуйста.