Владимир Невский

   Галина не находила себе места. Словно раненая тигрица она металась в пространстве спальни, натыкаясь на мебель и при этом не замечая боль ушибленных мест. Душа ее переполнилась возмущением и обидой, которые выплескивались наружу, заставляя Галину временными отрезками то метаться, то плакать, то обессилено падать на широкую кровать. Но легче не становилось. Казалось, что жизненная ситуация зашла в такой тупик, из которого было невозможно выбраться. Хотя мудрецы и утверждают обратное: из любого тупика можно найти выход. Вот только цена выхода разная, положительная и отрицательная, с потерями и без оных.

   Она в очередной раз врезалась в комод. Фарфоровая статуэтка слоника свалилась и, ударившись о пол, разлетелась вдребезги. Гордость ее коллекции слоников, привезенная из самой Индии, с Гоа. Это происшествие заставило Галину вернуться в реальность из сомнамбулического состояния. Она опустилась на пол, подобрала несколько белоснежных осколков и заплакала. От души так, как давно уже не плакала. Наигранные слезы в счет не шли. И удивительно: стало намного легче, когда слезы иссякли. От истерики не осталось и следа, ее сменил холодный расчет и способность здравомыслия.

   Она поднялась на крышу особняка, где располагалась открытая площадка для отдыха с большим количеством цветов, плетеной мебелью. Отсюда открывался прекрасный вид на окрестности, но в первую очередь на владения семьи Галины. Бассейн, парк, разбитый в английском стиле, теннисный корт. Яркое, но не жаркое солнце заливало землю, радужно играя на поверхности воды.

— Итак, — вслух резюмировала Галина, — что мы имеем на текущий момент? А имеем мы одну проблему. Но какую большую, черт побери! И имя ей – Олеся! Прислуга! Поломойка! Пылесборник! — ругательства срывались с губ коротко и хлестко, как выстрелы. – А девочка-то оказалась с начинкой. Не простушка, как казалось на первый взгляд. Охмурила моего мальчика, затащила в кровать. Господи! Да чем же она взяла его? Ни рожи, ни кожи. Посмотреть не на что. Серость и убогость.

А ведь она, Галина, была свидетелем тому, что Денис положил глаз на девочку. Но не придала она тогда этому особого внимания. Была уверена в своем сыне, в его здравом рассудке. Да и интрижка сама по себе не могла внушать серьезных опасений. Ну, сколько раз Денис приводил домой своих девочек? Не раз, и не два. Молодой, красивый, материально обеспеченный. Он имел успех и популярность среди представительниц слабого пола. Легко заводил многочисленные романы и так же легко разрывал их. И при этом не было ни скандалов, ни упреков, ни шантажа. Никаких проблем, одним словом. Да и типаж его пассий был совсем иным, чем у Олеси: голубоглазые блондиночки с достаточно упитанными формами тела. Прислуга же ну никак не вписывалась в этот ряд. Принимая ее на работу, Галина именно на это и делала упор. Шатенка, коричневые глаза, плоская, как доска. Да и не производила она впечатления провинциальной дурочки, которая мечтает заполучить московского жениха. Да желательно богатого. Исправно выполняла свои обязанности. Была почти незаметной. И Денис ведь не сразу обратил на нее внимание. Но все же обратил! Галина решила тогда, что сынок просто решил заполнить пустоту между прошлой пассией и будущей. Но ошиблась. Чем-то эта девочка так крепко зацепила ее сына.

— Мама, я, кажется, влюбился. Наконец-то! По-настоящему! И хочу жениться.

Это заявление перед завтраком показалось Галине просто шуткой. Она улыбнулась в ответ:

— Неудачная шутка.

— Я не шучу, — ответил он, глядя ей прямо в глаза.

И она поняла, что сын абсолютно серьезен. Он вообще очень редко прибегал к обману и розыгрышам. Потому как его своеобразное чувство юмора не принималось и не приветствовалось в их семье.

— Мальчик мой, — Галина отложила столовые приборы, намереваясь завести серьезный и основательный разговор. Но Денису такая перспектива в корне не понравилась:

— Не стоит, мама. Я знаю все, что ты мне хочешь сказать. Ничего нового. Все довольно банально и тривиально. Хочешь, угадаю? Сейчас ты будешь утверждать, что она мне не пара.

— Да, — слабо подтвердила слегка ошеломленная Галина.

— Что я должен жениться на девушке нашего круга, — продолжил между тем сын.

— Да.

— Чтобы наши интересы, наши мировоззрения, уклад жизни и прочее, прочее соответствовали друг другу. Чтобы не было разрыва в социальном аспекте.

— Да.

— Потом ты скажешь, что Олеся – провинциалка, которая спит и видит, чтобы заполучить столичную прописку. И пойдет ради этого на любые жертвы, на любые сделки с совестью.

— И это тоже.

— Мама, но вспомни себя. Ты же тоже приехала из глубинки. Покорять Москву. А покорила в итоге только отца.

Такого удара от любимого чада Галина не ожидала. Удар был точным и болезненным. Она растерялась настолько, что не смогла найти слов для достойного ответа. А Денис же посчитал, что разговор окончен в его пользу. Поблагодарил за завтрак и покинул особняк.

 А Галина, немного придя в себя, обрушила свое негодование на голову Олеси. При этом она утратила статус светской дамы высшего общества и ругалась, словно базарная баба, не выбирая выражения. Удивительно, но Олеся более-менее достойно приняла натиск хозяйки. Ни слез, ни истерики, ни оправданий. Только несколько раз менялась в лице. А когда Галина выдохлась, выплеснув весь нелитературный лексикон, просто тихо ответила:

— Слава богу, что Денис не похож на вас.

Чем окончательно вогнала хозяйку в неадекватность.

— Ты уволена! Собирай свое барахло и выметайся! И запомни: никаких положительных рекомендаций. Тебя внесут в черный список, и ни одно агентство не возьмет тебя на работу. Покатишься снова в свою дыру, где до сих пор щи хлебают лаптем. – Хлопнула дверью так, что витраж рассыпался.

Тут же позвонила мужу, который был в длительной командировке. Алексей попросил сначала успокоиться, дождаться его и не принимать скоропалительных выводов и действий.

Денис вернулся под вечер. Галина находилась на взводе, полностью готовая к очередной битве за счастье ребенка.

— Отец пообещал перекрыть тебе финансовый поток. Или, в конце концов, лишит тебя наследства.

Денис в ответ лишь лукаво улыбнулся:

— Мне помнится, что несколько дочерних компаний семейного бизнеса записаны на мое имя. Очень хорошо. Значит, пришло время взять руководство ими в свои руки. Не на бумаге, а на деле. Институт уже заканчиваю, взрослый совсем. Пора становиться серьезным и мудрым.

— Не ерничай! — сорвалась на крик Галина, понимая, что сын во многом прав. Они сами не раз журили его, внушая мысли о самостоятельности и серьезном отношении к жизни. Плоды их нравоучений, кажется, созрели. Вот только совсем не радовали своей спелостью. — А я ее уволила!

— Знаю, — спокойно ответил Денис. — Предвидел даже. Поэтому и снял уже квартиру. Вот приехал за своими вещами.

Галина молчала, пораженная новостью.

— Грустно, — вздохнул сын.

— Что? — не поняла она.

— Грустно, что мои опасения оправдались. А мне так хотелось надеяться, что моя мать меня поймет. Что она мудрая женщина и желает своему единственному сыну только счастья.

— Я?! — Галина была полностью растерянна. — Я желаю тебе счастья.

— Значит, у нас совсем разно-полярное представление о счастье.

— Да? — она начинала приходить себя, пытаясь перехватить инициативу разговора в свои руки. — И в чем же твое видение счастья? Жениться на этой деревенской дурочке?

— Мама, прошу тебя: не опускайся до этого. Не надо оскорблять Олесю, — поморщился, словно от зубной боли, Денис. — А счастье? Да, мам, я вижу свое счастье с Олесей. Я люблю ее. Я хочу каждую ночь чувствовать ее дыхание у себя на плече. Я хочу по утрам видеть ее глаза, только что пробудившиеся ото сна. Я хочу иметь от нее ребенка, нет, два, а лучше – три. Я хочу состариться вместе с ней. И мне грустно. Грустно оттого, что ты не может разделить со мной мои чувства, даже просто порадоваться за меня ты не желаешь.

И он ушел.

Мучительно потянулись дни. Не зря же говорят, что нет ничего хуже, чем ожидание. Галина ждала мужа как миссию, как спасителя, как бога. А он не хотел этого понимать, не спешил. По телефону отвечал лаконично, отключался. «Все будет хорошо», — единственно, что говорил каждый раз, наверное, и сам не очень-то и верил в это.

Последние полчаса, которые Алексей потратил на дорогу из аэропорта, для Галины были самыми мучительными. За неделю она многое передумала, переоценила и пришла к выводу, от осознания которого стало еще горше и больнее. Они с мужем слишком мало времени уделяли сыну. Алексей был весь в делах, бизнес отнимал много сил и времени. Но упрекать его за это – язык не поворачивается. Ведь только благодаря его усердию и таланту они имеют то, что имеют. Вес в обществе и богатство. И это не мало. А вот она сама, домохозяйка, могла бы, просто обязана была, сама воспитывать своего ребенка. Не нанимать нянек и воспитателей. Боялась потерять Алексея и старалась побороть уходящие года. С помощью салонов красоты, фитнеса и пластической хирургии. Что говорить, это ей вполне удалось. В свои 45 она выглядела просто потрясающе. Но сейчас это мучительная неделька все старания свела на нет. Она стремительно догнала свой паспортный возраст. Время не обмануть.

Наконец-то, приехал Алексей. Подтянутый, стройный, с благородной сединой на висках. Поцеловал жену, окинул ее цепким взглядом:

— Тяжело? — сочувствующе поинтересовался.

— Хреново, — честно призналась она.

— Где она?

— Уволена.

Алексей прошел в гостиную, сел в большое кресло, чья кожаная обивка жалобно заскрипела.

— А он?

Галина села в кресло напротив:

— Он снял квартиру, где и проживает с этой…, — она не нашла слов, только слабо махнула рукой. Спокойствие супруга волшебным образом начало передаваться ей. По крайней мере, она отчетливо прочувствовала лучик света и надежды.

— Это еще не все.

— Что еще?

— Он собирается взять в свои руки компании, которые записаны на его имя, и контролировать их.

— Хм, — усмехнулся Алексей, — значит, наш сынок решил заполучить финансовую независимость? Похвально.

— Я не понимаю твоего оптимизма, — разозлилась Галина. — Мы сына теряем, а ты….

— Успокойся, дорогая. Денис решил вступить во взрослую жизнь? Что ж, пусть будет так. Придется ему преподнести первый серьезный урок. Он думает, что жизнь – это пряник. Но это не так. — Он достал из кейса фотографию и бросил ее на журнальный столик, разделяющий супругов.

— Кто это? — Галина смотрела на снимок маленькой девочки двух-трех лет от роду.

— Я специально сделал крюк и побывал-таки в родном городке Олеси. Хотел отыскать какую-нибудь страшную тайну ее прошлого, скелет в шкафу. Хоть как-то повлиять на сумасбродство сына. И вот.

— Что?

— Это дочка Олеси.

— Дочка? У Олеси имеется дочка?! — изумлению не было конца.

— Как видишь. Это Маша, ей три годика.

— А кто отец?

— Ветром надуло, — усмехнулся Алексей. — Никто не знает, Олеся принесла в подоле.

Радость озарила лицо Галины, даже морщинки распрямились. В руках появился отличный козырь, если не сказать больше. Это был джокер.

Алексей между тем набрал на мобильнике номер сына:

— Привет, Ден. Слышал, слышал, что ты забрал под свой контроль некоторые компании. Нет, нет, я не спорю. Это твои компании, по закону твои. Я же просто хочу обсудить кое-что. Нет, не семейные дрязги, а именно по бизнесу. Ничего личного. Хорошо? Так надо встретиться. Да? Не хочешь дома? А! На нейтральной территории. Хорошо. Давай в твоем любимом ресторанчике? Хорошо? Когда? Вот и отлично. — Он отключился, забрал фотографию девочки и, глядя на нее, произнес. — Что ж, Денис, сегодня ты узнаешь, что ангелы не живут среди людей. На дне каждого сердечка имеется осадок.

   Денис сидел на диване и молча наблюдал за тем, как Олеся собирает свои вещи. Второй раз за последние две недели. Но теперь он не испытывал к ней жалости. На душе кипело и бурлило только одно чувство – обида. Иногда она выплескивалась через край, преобразовываясь в слова:

— Только одно в жизни я не смогу простить – обман и предательство. — Олеся молчала. — И когда же ты соблаговолила бы мне сообщить, что у тебя растет дочь? Или не собиралась вообще?

— Собиралась, — тихо ответила Олеся.

— Да? — удивился Денис. — И когда? Когда мы бы уже расписались?

— Нет.

— А когда? — он повысил голос.

— Когда бы я поняла, что ты готов к этому.

— Интересная у тебя позиция.

И вновь тишина повисла в комнате. Денис справлялся с гневом, стараясь не сорваться и не наговорить то, что считает для себя унизительным и недостойным. Олеся продолжала сборы. Наконец-то захлопнула чемодан и окинула внимательным взглядом комнату.

— Кажется все, — скорее себе, чем Денису, сказала она и пошла в прихожую. Денис крикнул ей в спину:

— И ты не хочешь ничего сказать в свое оправдание? Или у тебя нет его?

— Есть, — не оборачиваясь, ответила Олеся.

— Так скажи мне!

— Ты не поверишь, — с грустинкой ответила она и вышла из комнаты. Денис остался сидеть на месте, только крикнул вдогонку:

— Конечно, не поверю. Потому как у тебя нет достойного и правдивого оправдания, которое можно принять и простить.

Его монолог оборвал звук закрывшейся двери. В квартире повисла тишина, которая трансформировалась за короткое время в пустоту. Пустота, которая способна свести с ума. Дениса охватила паника, он боялся оставаться в квартире и бросился вон. В прихожей, на огромном зеркале он увидел рисунок, сделанный губной помадой. Сердечко! Все, что осталось от Олеси. Он собирался стереть его, но рука повисла в воздухе. Он вдруг понял, что это и есть оправдание Олеси, которое он заранее обрек на непонимание.

— Любовь, — тихо прошептал он. — Вот и все ее оправдание.

Он отвернулся от зеркала. Боялся взглянуть в отражение. Боялся прочитать в собственных глазах упрек и насмешку.

Анатолий и Виктория готовили праздничное угощение. Крошили салатики, нарезали колбасу, сыр, овощи. На небольшой кухне смешались запахи жареного мяса, тушенной в сметане рыбы и апельсинов. И это был прекрасный букет ароматов. Женщина посмотрела на Толю, как тот ловко орудует ножом и вилкой, украшая ломтиками свежих помидоров жаркое из говядины. Блюдо выглядело аппетитно и рекламно. Она тихо вздохнула своим каким-то мыслям и завела старый разговор, больше напоминающий нравоучение:

– Ну почему ты до сих пор в холостяках ходишь? Красивый, обеспеченный, интересный. Не понимаю.

– Вика, – умоляюще воскликнул Толя, морщась словно от дольки лайма. – Ты же мне клятвенно обещала больше не заводить эту старую пластинку. Сколько можно?

– Да! Обещала. – Созналась Вика. – Но вот смотрю на тебя, и вновь мне делается невмоготу.

– А ты не смотри на меня, – пошутил Анатолий.

– Не могу.

Толя меж тем закончил приукрашивать зеленью свой кулинарный шедевр.

– Ты обещала, что больше никогда ни ты, ни Игорь не будете пытаться сосватать меня. Обещала?

– Обещала. – Кивнула в знак согласия головой Вика. – И мы держим своё слово. Так что сегодня на вечеринку не приглашена ни одна не замужняя женщина. Только семейные парочки.

– Слишком много «не» в твоем предложении. Это настораживает. Но я готов поверить тебе. А то я уже начал побаиваться, что вы затеяли очередные смотрины. – Он немного помолчал, а потом спросил как-то невзначай. – А где у тебя список приглашенных?

– В зале, на журнальном столике.

Толя знал о ёё слабости: работая бухгалтером, она и дома предпочитала полный ажур, ведя строгий учет всё и вся.

– Пойду, перекурю. Что-то Игорёк задерживается.

Он покинул кухню, направляясь на лоджию.

Дружить они начали с первого курса политехнического института. Как-то просто возвращались втроём с лекции, разговорились, весело проведя вечер. Так и остались дружить тесной компанией. На четвертом курсе Игорь и Вика поженились, а Толя переквалифицировался в «друга семьи». Часто навещал их уютное и гостеприимное семейное гнёздышко. Помогал во всём и вся, оставаясь даже на недели нянькой для пацанов - близнецов. Игорь и Вика купались в собственном счастье и всячески пытались оженить Анатолия, постоянно устраивая вечеринки, на которые периодически приглашали очередную незамужнею знакомку. В конце концов, это изрядно стало надоедать Толе, что он даже как-то устроил друзьям демарш: перестал приходить в гости даже после настойчивых приглашений и обид. Друзья наконец-то махнули рукой на свои идеи и поверили, что счастье для Толи – это не обязательно вторая половинка. Быть довольным жизнью и быть счастливым можно комфортно и в одиночестве.

От экскурса в прошлое Вику оторвал Толя. Он забежал на кухню, махая бумагой:

– Ты обещала мне, Вика!

– Что? – она не сразу уловила соль претензии.

– Кто это? Ирина Зубова.

– А, – Вика окончательно вернулась в реальность. – Нет, это не для тебя. Моя сотрудница. Её пришлось пригласить, она буквально сама навязалась.

– Точно?

– Точно, точно, – милая улыбка озарила ее лицо. – Я даже наоборот, буду очень против, если ты вдруг положишь глаз на эту женщину.

– Смотри у меня, – погрозил пальцем Толя, хотя уже прочитал в ее глазах, словно в открытой книге, что подружка говорила правду.

Дальше разговор не получил продолжение потому как пришел Игорь.

– Надо же, еле-еле отыскал Амаретто.

– Зачем? – удивился Толя.

– Да жена нашего начальника пьет только Амаретто, и только этой марки.

– Подумаешь, – усмехнулся Толя. – Что касается меня, то я бы не стал стремиться угождать каждой.

– Потому ты и спишь до сих пор один, – тут же отпарировал Игорь, не замечая, что на лице друга отразилась вся гамма чувств. Вика поспешила разрядить обстановку.

– Так мальчики, несите готовые блюда в зал. Накрывайте на стол. Скоро гости начнут собираться.

После третьего тоста гости стали чувствовать себя более свободно и развязно. Разговор прибавил тональность и громкость. Женщины говорили о своем, девичьем. Мужчины – в основном о рыбалке и машинах. Ни то, ни другое не интересовало Анатолия, и он погрузился в свои мысли. А они на данный момент были направлены почему-то на Ирину. Она произвела на него впечатление. Небольшого росточка, плотного телосложения, с черными волосами, обрамляющими чистое лицо с ярко выраженными греческими чертами. Приятное личико, которому так хорошо шла широкая, открытая улыбка. Живая, общительная, имеющая успех. Такая привыкла находиться в центре внимания, в окружении поклонников и вздыхателей. Она источала какие-то флюиды, мимо которых не пройдет ни один здравомыслящий мужчина.

А меж тем за столом стало еще жарче и громче, разговоры теряли стройность и целенаправленность. Говорили все, не слушая друг друга, пока кто-то не догадался запеть песню. Её тут же подхватили остальные.

Толя незаметно выскользнул на кухню, где принялся варить себе кофе. Выпитое за столом давало о себе знать. Поймал себя на мысли и ужаснулся: его старое кредо «В одиночестве – уже счастье» затрещало по швам. Вдруг так захотелось домашнего уюта, обустроенности и семьи. А в роли жены и матери его детей была именно Ирина Зубова. На зависть всем мужикам и на осуждение всем женщинам. И чтобы как-то отогнать от себя эти по-детски наивные мечтания, он и решил уединиться на кухоньке, выпить чашку крепкого кофе, выветрить из головного мозга крамолу, навеянную алкоголем. Какое-то оцепенение, неадекватность, эмоциональность. Это, конечно же, не была любовь с первого взгляда. Даже влюбленностью назвать язык не поворачивался. Необъяснимое чувство и навязчивая идея, что опаздывает, что надо. Пар от горячего кофе и сигаретный дым соединились над столом в абстрактную картинку. Заглянул Игорь:

– Трезвеешь?

– Ага. Боюсь расклеиться. – И к своему удивлению нетрезвый Игорь прочувствовал его состояние, и, в отличие от хозяина этого состояния, ему было все предельно ясно.

– Она не для семейного очага. Она – гулящая. Кто только не прошел через ее постель. Ты тоже можешь в ней покувыркаться. Но! Не более того.

– Хм, – промычал в ответ Толя. – А в моем возрасте уже никто не говорит о влюбленности. Голый реализм и расчёт.

– Тридцать пять – еще не возраст. Еще способен совершить такую глупость, что … – он не нашел стоящих слов и только слабо махнул рукой. – Мне уже не нравится блеск в твоих глазах. Так что будь молодцом. Я тебя предупредил. Она – сука.

На кухню зашла… Ирина, словно чуя, что разговор крутится вокруг ее персоны. Толе показалось, что последние нелестные слова она все же услыхала. Игоря это нисколько не смутило. Он просто прошел мимо нее и тихонько прикрыл дверь. Сразу стали едва слышимы и музыка, и смех. Толя пытался прочитать по лицу Ирины о своих догадках. Но ничего не изменилось на ее миловидном личике. Как прежде блестели глаза, играла на губах улыбка.

– Не угостишь кофе? – она присела напротив него, положив на стол маленькие аккуратные ручки.

– С удовольствием. – Толя налил в фарфоровую чашку кофе, подвинул сигареты и пепельницу.

– Спасибо. – Она закурила.

Повисло молчание. И Толя вновь принялся ругать себя за свою растерянность, нерешительность, неумение вести разговоры. В том, наверняка, и скрывается одна из причин его одиночества. Даже под влиянием паров алкоголя, в отличие от большинства, он только больше мрачнел и молчал. Ира меж тем выпила кофе, бросила взгляд на миниатюрные часики на запястье и поднялась.

– Спасибо за кофе. Уже поздно, и мне пора.

И все же голос выдал ее. Всего-то йота грустинки проскользнула в нем, но Толя шестым чувством уловил ее. Сработала старая привычка – всегда принимать сторону униженных и оскорбленных, даже если они того и не заслуживали.

– Я провожу тебя, – он тоже встал из-за стола.

– Спасибо, – в очередной раз поблагодарила она. Вот только не было понятно: то ли это согласие, то ли вежливый отказ. Но он принял первое и прошел следом в прихожую.

По дороге они молчали. Не нашлось общей темы, да и говорить особо не хотелось. Погода намекала на уединение. Было достаточно тепло, падал мягкий воздушный снег. Близко расположенный хвойный массив заполнял микрорайон чистым воздухом.

– Вот я и дома, – произнесла Ирина и обернулась к нему.

– Дома? – разочарованно спросил Толя и окинул взглядом многоэтажку. Слишком быстро они пришли. А он готов был идти рядом с нею долго-долго. Поэтому он и не спешил распроститься с ней, но Ирина рассудила ситуацию по-своему:

– По логике, я должна пригласить тебя? На чашку чая или бокал вина?

Толя лишь пожал плечами.

– А потом ты останешься ночевать? – в её голосе проскользнула не то легкая грусть, не то едва заметное раздражение.

– Да. – Удивляя самого себя, ответил Толя.

Мимолетная улыбка коснулась ее губ. Грустная, это успел приметить он. И вообще, она контрастно отличалась от самой себя. Куда-то испарились ее веселость и беспечность, радость и желание жить на все сто. Выглядела подавленной, отрешенной, словно безмерно уставшей и махнувшей на себя рукою. Безразличная какая-то к себе, к антуражу, к провожающему. Ничего не ответив, она просто вошла в подъезд. Анатолий после секундного замешательства последовал за ней следом.

И оказался в однокомнатной квартирке. Именно квартирке, судя по размерам. Но при этом уютная и компактная, без излишеств. Лишь самое необходимое.

Все получилось так, как и говорила Ирина. И при всем при этом – почти полное молчание. И только потом, откинувшись на мягкую подушку и наблюдая за отблесками света от проезжающих машин, Толя сказал:

– Ирина, выходи за меня замуж.

Реакция оказалась непредсказуемой. Она встала, накинула халат и ушла на кухню. Было слышно, как она пытается закурить, да спички ломались одна за другой. И он, шлепая босыми ногами, прошел за ней. Ира стояла около распахнутого окна и нервно курила. Он подошел и положил руки на плечи. Ира вздрогнула, сказала, не оборачиваясь:

– Уходи.

– Ирина, – ошеломленно произнес он.

– Уходи, – она повернулась к нему. По ее лицу текли слезы, смывая косметику с ресниц и оставляя серые полоски.

– Я серьезно.

– Прошу тебя: уходи. – И такая боль была в ее голосе, такая мольба, что Толя отступил. Потоптался в молчании и вышел.

С Игорем они совершенно случайно столкнулись через несколько дней после этой вечеринки.

– Привет!

– Привет. Как дела?

– Как всегда.

– На носу что? Восьмое марта. В этом году наша очередь принимать гостей. Все та же веселая компания. Так что давай подключайся к процессу. А если нет времени, не беда. Но на праздник всё же приходи. Мы будем ждать тебя.

– Ирина будет?

– Ирина? – поморщил лоб Игорь. Они шли по магазину, заполняя корзины продуктами. – А зачем? Слушай…

Но Анатолий не дал другу развить свою мысль:

– Ты уверен, что она такая?

– Ну, не знаю, – Игорь даже растерялся. – Говорят.

– Говорят, – передразнил друга Толя. – Ты же не был пересказчиком сплетен. Ты же реалист, нигилист, Базаров нашего времени. Как ты говорил, пока не пощупаю руками – утверждать ничего не стану.

– Ну, знаешь, – развел руками Игорь. – Жизнь меняет и мировоззрения, и убеждения. И ты зря иронизируешь. Неужели и впрямь ты увлекся ею?

– Не знаю. – Честно признался Толя. – Просто мне не по нутру, когда человека обливают помоями. Даже если он и заслуживает этого. Не нам судьями быть.

– Ну, ты и загнул? – они некоторое время молчали. – Так тебя ждать?

– Нет. Я, наверное, не смогу. Что-то в последнее время мне особо хочется побыть одному. Что-то происходит со мной, и надо с этим разобраться. Стою на перепутье. Надо решать, куда дальше идти.

– Как знаешь. Помогать я тебе не буду, зная, что ты этого не переносишь. Советовать – тем паче. Короче, звони, если что.

– Привет Вике.

– Давай.

Анатолий не кривил душой. После знакомства с Ириной он изменился. Стал по-иному смотреть на многие вещи. Но больше всего он думал о ней. Какая она, Ирина Зубова? Чем больше размышлял, тем больше становилась уверенность, что она была настоящей там, у себя на квартире. Когда текли слезинки из глаз, в которых отражались усталость, затаенная теплота и надежда. Надежда на что-то хорошее, надежда на чудо. А ее веселость, беспечность, озорство – всего лишь маска. Напускное. Стена, за которую она спрятала свои мысли, чувства, переживания. И потому и возникают эти сплетни, домысли и слухи. Люди ужасно не любят неопределенность и таинственность, потому и фантазируют. А что делать? И больно ей, и обидно. Но не идти же, в конце концов, на улицу и говорить встречным: «Я не такая». Вот и терпит. И ждет того, кто поверит и поймет. И нашелся такой. В моем лице. Потому она и заплакала. И предложение приняла за бред пьяного. Мол, протрезвеет и сбежит. И останется опять лишь ожидание, граничащее с отчаяньем. А мне надо встретиться с ней. Увижу и сразу пойму, прав ли я в своих суждениях. Наши дороги пересеклись, и стоим мы с ней на перекрестке, и только нам решать – сольются ли они в одну, или каждый пойдет своей. А любовь? Что любовь? Она такая разная. То загорится фейерверком – сразу и ярко, то тлеет угольком – медленно-медленно, словно нехотя.

– Ты? – гамма чувств отразилась на ее лице, меняясь каждое мгновение. Было трудно уловить их, прочувствовать. В легком коротком халатике, без косметики, с «хвостиком» на голове она была похоже на старшеклассницу.

– Я. – Толя всё же уловил в ее облике, жесте и даже коротком слове, в его тональности, подтверждение своим догадкам. И теплая волна нежности захлестнула его.

– Проходи, – она посторонилась, и он вошел в квартиру.

– С праздником. – Он протянул ей букет цветов. Она смутилась, румянец залил лицо. Словно никто и никогда ей доселе не дарил цветов.

– Спасибо.

Толя прикоснулся к ее щеке целомудренным поцелуем, протянул пакет с вином, тортом и фруктами.

– Раздевайся, проходи. – Ирина ушла на кухню.

Анатолий чувствовал, как настроение его с каждым мгновением приподнимается и грозит достичь тех высот, о которых коротко говорят: это – счастье. В квартире не пахло даже приготовлением к празднику. Словно на календаре было обыкновенное будничное число. И Ирина это подтвердила:

– Знаешь, я даже ужин сегодня не готовила. – Смущаясь наивной девчонкой, и заметно нервничала.

– И это правильно. Сегодня твой праздник, и закусками займусь я. Ты только скажи, где и какие продукты лежат.

– Там, – она слабо махнула рукой в сторону холодильника.

Толя распахнул дверку, присмотрелся к небогатому ассортименту и мысленно составил меню.

– Я переоденусь, – как-то несмело произнесла Ира.

– Конечно, конечно. Ты вообще отдыхай. – Толя принялся за приготовление ужина, который будет состоять из рыбы под белым вином, фруктового салата и горячих бутербродов с сыром.

Ирина отсутствовала достаточно долгое время. Чтобы переодеться и нанести минимум косметики – было затрачено слишком много. Скорее всего, она просто успокаивалась от неожиданного визита и, как говорится, брала себя в руки. Надо было все взвесить, оценить и принять какое-то решение. Наконец-то ужин был приготовлен, стол сервирован. Ирина – великолепна, вот только нацепить маску веселья и счастья ей никак не удавалось. Словно чувствовала, что сегодня многое решится. Ответственность висела в воздухе. Волнение выступило бисером пота на верхней губе

– Вкусно. Очень. – Она с удовольствием ела рыбу. – Ты прекрасно готовишь. Заканчивал что-то?

– Самоучка. Холостяк и любитель вкусно поесть.

– Мне бы такие таланты, – с натяжкой сказала она. И Толя поймал нужный момент и перевел разговор в нужное русло:

– Я могу научить тебя.

– Правда?

– Конечно. Но для этого нужна практика. Ежедневная практика.

– Ежедневная?

– Да. Так что моё предложение остается в силе.

– Какое? – она прекрасно знала. Хрипотца в голосе выдала ее, да и румянец был тому подтверждением.

– Выходи за меня замуж.

Ирина опустила голову, затеребила краешек скатерти и замолчала. И молчание это затянулось. Долго, слишком долго.

– Ты серьезно? – она подняла на него глаза, в уголках которых блестела влага. И только сила воли не давала им скатиться по щекам.

– Конечно. – Хотелось как можно нежнее, да получилось обыденно. Протянул руку и взял ее ладошку в свою.

– Мы же совсем не знаем друг друга.

– Разве это так существенно?

– А как же? – изумление её не было наигранным.

– Честно говоря, мы с тобой далеко не мальчик с девочкой. Разве у нас есть время на… – он хотел сказать «глупости», но так и не решился.

Ирина задумалась, помолчала и сказала:

– Но и не так быстро.

– Хорошо, – легко согласился Толя. – Недельного срока хватит?

– Неделя?

– Да. А потом я перевожу тебя к себе.

– И сына тоже?

– Сына? – от неожиданности Толя едва не выронил фужер из руки, и все же выплеснул немного вина на белоснежную скатерть.

– У меня есть сын. Он в деревне, у матери.

Повисла неловкая тишина, и что-то зловещее было в ней. Такого поворота он никак не ожидал и не был готовым. Растерялся ужасно. И Ирина, видя это, быстро взяла инициативу в свои руки:

– Так что, милый, это тебе надо как следует подумать и решить.

Он по-прежнему молчал.

– А теперь иди домой, Толя. Пожалуйста, иди. – Она тихо выскользнула с кухни. А ему сделалось невыносимо жарко. Жар горел где-то внутри, заполняя каждую клеточку. Возникла потребность в глотке свежего воздуха и полном одиночестве. Новость выбила из колеи, принеся с собой неуютность и дискомфорт. И он поспешил уйти. Не прощаясь, уйти.

 

– Вот и всё! – тихо произнесла Ирина. Она сидела на диване и листала фотоальбом со снимками ее пятилетнего сынишки. – Прошла уже неделя, и он не пришел. Все-то мне понятно. Все встало на свои места. Чудо вновь не произошло. И сказка былью не стала. Да и стоило ли мне ждать чудо? Все они бегут от меня. Хотя Анатолий пошел дальше всех. Он хоть замуж меня позвал. Не испугался сплетен и пересудов. И я поверила ему, позволила переступить порог квартиры и остаться до утра. Поверила. Ведь это было как знамение, как голос свыше. Сама напросилась к Виктории на вечеринку, словно предчувствовала, что встречу его. И почувствую себя счастливой. Какое короткое, счастье ты моё.

Непроизвольно слезы брызнули из глаз, и фотография сына стала размытой, неясной.

– Всё! Хватит. Перевожу тебя из деревни. Работа есть, крыша над головой тоже. А личное счастье мне не грозит. Будем с тобой вдвоем. И никто нам больше не нужен.

Она решительно поднялась с дивана, встряхнула головой, отгоняя от себя плохое настроение и апатию. Твердо решила немедленно, сейчас же, ехать за сыном.

Около подъезда нос к носу она столкнулась с Анатолием.

– Ой, – невольно вырвалось из груди.

– Привет, – легкая улыбка играла на его губах.

– Здравствуй. – Она не верила своим глазам.

– Поехали?

– Куда?

Толя только кивнул на припаркованную машину. Ирина посмотрела на нее и… На заднем сиденье восседал большой, в человеческий рост плюшевый медведь. Догадка пронзила её, и она вопросительно взглянула на Толю. Надежда, восторг, любовь, в конце концов, вспыхнули в глубине карих глаз. Молчание было красноречивее любых слов.

А снег медленно падал, кружась словно в танце, словно радовался счастью, зарождающемуся в этот миг.

 

Так… Часы пробили три часа, а сна как не было, так и нет. Как же долго, безмерно долго тянется ночь, когда тебе не спится. Как же мучительны эти кувыркания в постели. А уж мысли, мысли, мысли… каленым железом жгут мозги. Сверлят и точат. Кипят и снимают стружку. На живую, без наркоза. И темнота кругом. Такая густая, осязаемая, липкая, словно смола. И тишина, глубокая словно омут. Город за окном как будто вымер. Даже ветер – погонщик облаков – устал, присел на краешек крыши и задремал. Не капает из крана вода, не шуршат под плинтусами тараканы. Такое ощущение, что лежу я в могиле, но при этом не сплю, а всё чувствую и все осознаю. Живой труп. Что же, очень точное определение моего сегодняшнего состояния. Я умер.

Я умер душевно. Я умер как личность. Осталась одна оболочка, которой вдруг стало не обязательными ни уход, ни пища, ни сон. Словно затянутый в вакуумную оболочку и оставленный на хранение до лучших времен. Только когда они наступят??? Не очень-то мне и верится, что закончится черная полоса, и мир вновь наполнится звуками, запахами, светом и теплом. Чернее уже некуда и быть. Говорят, что надежда умирает последней. А жива ли моя надежда?

Что же ты молчишь, моё второе «я»? Моя интуиция? Моя совесть? Мой внутренний голос? Убеди меня, что всё будет хорошо. Ведь раньше это у тебя отлично получалось. Убеди, что суицид ничего не решает. И где та нить, нить Ариадны?

– В работе.

– Работа – рутинная и серая. Руки сами давно работают чисто автоматически.

– Наведи порядок в доме. Давно уже пора затеять большую стирку. Протереть пыль в библиотеке. Почистить сантехнику. Разморозить пустой холодильник.

– Мне не хочется приходить сюда, не говоря уж про наведение порядка.

– А он просто необходим. И прежде всего в голове. И наконец-то, свари для себя настоящий обед. Без полуфабрикатов и бутербродов.

– Я разучился.

– Ты только начни.

– Думаешь, от этого станет легче?

– И еще: включи телевизор. Посмотри последние новости. Весь мир живет как на фронте. Поставь себя на чье-либо место, и тогда твои проблемы покажутся смешными.

– Мне не до смеха.

– А чемпионат мира по футболу? Уже перевалил за экватор, а ты не видел ни одной игры.

– И это мне не принесёт облегчение. Ни сна, ни покоя. Может и правда, стоит выпивать на ночь стакан водки и спать тогда тревожным сном, без сновидений.

– Болото быстро затягивает и редко отпускает.

– Да кто же ты, такой умный?

– Сам звал меня.

– Кто?

– Второе «я», интуиция, голос, совесть.

Боже! Я, кажется, начал разговаривать сам с собой. Паранойя! Этого мне только не хватает. Я начинаю медленно сходить с ума. Еще немного, и докачусь до смирительной рубашки и санитаров. Пойду-ка выпью чайку, взбодрюсь. Все равно и эту ночь можно спи-сывать в прошлое с большим минусом.

 

Тридцатилетний парень сел на диване. В потемках отыскал рубашку и накинул её на плечи. Нащупал ногами шлепанцы, захватил с тумбочки сигареты и прошел на кухню. Включил свет и зажмурился: слишком ярким он показался. Окинул взглядом помещение и нахмурился. Здесь царил хаос. Бардак, одним словом. На столе неубранная посуда с засохшими остатками ужина, пепельница, под завязку набитая окурками. В раковине – не мытая несколько дней посуда. Из мусорного ведра вывалились пакетики еды для ленивых и холостяков.

Он поставил чайник на плиту, от этой же спички прикурил сигаретку. Открыл холодильник и усмехнулся. Совесть была права: из него можно было сделать шкаф, ибо продуктами тут давно и не пахло. Пока он так стоял, пепел упал на пол. Смахнул его ногой под холодильник и присел за стол.

– Избаловался, дружище, – сказал вслух. – Куришь во всех комнатах. Настя бы тебя быстро приучила к порядку.

При воспоминании о Насте боль резанула по сердцу.

Засвистел чайник. Парень налил крепкого чая, закурил новую сигарету, медленно погружаясь в думы.

 

Я похож на незадачливого охотника. Бреду по камышам с двустволкой наперевес. Осторожно ступаю по кочкам, слухом весь ушел в звуки природы. Наконец-то слева от меня вылетает селезень. Красивый до умопомрачения, жирный до боли в желудке. Вскидываю ружьё, ловлю птицу на мушку и бью с правого ствола. Последний раз он взмахивает крыльями и смачно падает в камыши. Даже сюда доносится глухой удар жирного тела. Запоминаю высокий камыш, определяя его ориентиром, и не спеша иду за трофеем. Неожиданно слева от меня с шумом и треском поднимается в воздух еще один самец. Более упитанный и более привлекательный. Тяжело летит, медленно. Вновь вскидываю ружьё и бью его на излёте, прерывая тяжелый полёт. И вновь чувствую ногами глухой удар тушки о землю. Намечаю очередной ориентир, поворачиваюсь к первому – хоп, потерял. Быстро перевожу взгляд на второй – всё! И второй померк. Долго брожу по болоту, но добытой дичи так и не нахожу. Вот так бывает. Такой удачный дуплет. Гордиться можно, друзьям рассказывать без зазрения совести. Только хвастать-то особо нечем. Пропали селезни. Итог охоты – ноль. В принципе, даже с минусом. Два патрона, час свободного времени и сгоревшие нервы.

Вот так и в жизни у меня. Такой же дуплет.

Окончил институт, устроился на престижную работу с неплохими перспективами. Расти как можно выше, делать карьеру, шагая от простого до высокого. Чтобы кресло и портфель, служебная машина и молодая секретарша. Почет и титул. Ничего преступного в этом нет. Природой заложено стремление к лидерству. Но, увы! Я где-то потерял ориентир, сошел с дистанции. А вот обратно уже не вернешься. Нечестно я начал играть и потерял уважение. Вновь заработать его – почти невозможно. Даже если ты вмиг станешь ангелом с крылышками и нимбом, всё равно в чьих-то сердцах останется осадок. Родник уже не будет столь чистым и прозрачным.

Пришлось на этом поставить крест. Посредственный инженер с посредственной зарплатой. И квартира так и останется однокомнатной.

Именно она и стала камнем преткновения в семейной жизни. Я ведь так удачно женился в свое время. Настя! Самая красивая девушка города и его окрестностей. Сама нежность, доброта, женственность. Совершенство!!! Столько сил и времени понадобилось, чтобы завоевать эту непреступную крепость. Она так хотела ребенка, да я всё время отговаривал. Подождать надо. Встать на ноги. Купить большую квартиру. И вот тогда… Настя ждала. Терпеливо ждала, без истерик. Ожидание длилось пять лет.

И вот однажды:

– Прости меня, Сережа, я ухожу.

– Одна? В кино, театр? К подруге?

– К другому мужчине.

Я смотрел в ее ясные голубовато-серые глаза, и смысл слишком медленно доходил до меня. Дошел и обжег все внутренности. Только тогда заметил два чемодана в тесной прихожей, приоткрытый шифоньер с пустыми полками и пустоту в ее глазах. Она ушла. Ушла! А ведь я купался в счастье! Почему же тогда я это не осознавал? Не наслаждался! Не берёг! Как быстро пролетело время. Пять лет как одно мгновение.

А что если и моя теперешняя черная полоса затянется на пять лет? Выдержу ли я? Нет, конечно, нет. Хотя и мера одинакова, да вот только время по-разному тянется. В зависимости от настроения.

 

Сергей неторопливо затянулся сигаретой, затушил её и подошел к окну. Город просыпался, и весь мир заполнялся красками, запахами и звуками. Задвигались машины и пешеходы, благоухая каждый по-своему. Кто бензином, кто духами – все смешалось.

И ветер-пастушок проснулся, заиграл в листве берез, срывая желтые одежды. Пригнал на город низкие свинцовые облака, и уже через мгновение забарабанил дождь, выбивая музыку из асфальта, машин, домов. Ничего сверхъестественного, но так красиво звучит. Осень. Унылая пора. Но надежду в душе всё же оставляет.

 

Теплый летний вечер плавно катился к своему завершению. Зажигались один за другим фо-нари и неоновые огни рекламы. Даже пух тополиный словно устал за день кружиться в тан-цах и теперь примостился отдохнуть. На тротуарах, вдоль домов, в высокой газонной траве. И Степан тоже почувствовал усталость. Он прервал свой сольный концерт на саксофоне, переступил с ноги на ногу, потянулся, поднял с асфальта футляр, в который благодарные и милосердные прохожие накидали денег, собрал их и вышел из подземного перехода. Пора было возвращаться домой.

– Привет, – раздался совсем рядом молодой голосок. Степа обернулся. Так и есть: перед ним стояла девушка лет двадцати-двадцати двух, в потертых с прорезями джинсах, высоких ботинках и кожаной куртке с множеством блестящих заклепок и замочков. На голове красовалась либо сверхмодная прическа, либо полное отсутствие оной. Излишне яркая косметика, в ушах – ряды сережек. «Хиппи», – была первая и, пожалуй, верная мысль.

– Привет.

Девушка подцепила его под локоть и прибавила шаг. У Степана было слишком плохое настроение, чтобы удивиться или спорить. Между тем девушка прошептала:

– Ты хоть улыбнись мне. Сделай вид, что мы знакомы. И не только поверхностно. Короче, я – твоя девушка.

– Зачем?

– Да прицепились два идиота.

– Хорошо, – Степа натянуто улыбнулся. – Вот так пойдет?

– Слишком кисло. Ну, да ладно, раз ты не способен на лучшее.

– Извини, – неожиданно для себя сказал Степан. Мгновение назад он и не собирался изви-няться перед нею.

– А играешь ты здорово. Я целый час слушала. И скажу честно – это был отпад!

– Спасибо. – Степа от такого открытого и откровенного признания слегка покраснел.

– А куда ты идешь?

– Вообще-то домой.

– Где ждёт жена, и дети плачут?

– Я один.

– Тогда идем к тебе. Только, – она остановилась и, вытянув руку, помахала узкой ладошкой. – Предупреждаю, никакого секса.

Степан немного опешил от такой откровенности. Редко встречались на его пути вот такие самоуверенные, чуть нагловатые девчата, которые всегда знают, что они хотят. И говорят об этом прямым текстом, с легким налетом пафоса и наглости. Они вошли в пятиэтажную «хрущевку» и поднялись на последний этаж.

– Прошу, – Степан открыл дверь своей однокомнатной квартиры.

– Так, – девушка скинула куртку, ботинки и прошла в комнату. Обставлена она была своеоб-разно, вызывая у посетителей то легкий шок, то насмешки. Посередине стояла огромная квадратная кровать под пушистым покрывалом и множеством подушек разных размеров. На ней также лежали книги, скомканные газеты и кое-что из одежды. Кроме нее в комнате были лишь старый шифоньер и телевизор. Одну из стен украшали старинные иконы.

– И это всё? – изумленно спросила девушка.

– Есть еще кухня и санузел.

– Отдельный?

– Нет.

– Тогда так: ты готовишь что-нибудь пожрать, а я приму ванну и переоденусь, – говорила она тоном, не терпящим возражений. Подхватив свою спортивную сумку, она закрылась в ванной комнате. Степа, усмехаясь и качая головой, прошел на кухню.

– Интересно, а чем я кормить ее буду? Только яичница и чай без сахара.

Он не лукавил. После окончания института он так и не смог устроиться на работу. А тут еще мать тяжело заболела, а в скором времени умерла. На лечение и похороны ушли все сбережения, даже пришлось продать кое-что. В настоящее время он жил на то, что зарабатывал игрой на саксофоне в подземном переходе. И большую часть средств «съедали» коммунальные услуги. Правда, Степа откладывал кое-что. Либо на черный день, либо на приобретение оче-редной старинной иконы. Но это был неприкосновенный запас, и тратить его на взбалмошную девчонку он совсем не собирался. А вскоре в дверном проеме появилась она. И Степан поразился метаморфозе, произошедшей с ней. Без косметики, с нормальной прической, в домашнем полупрозрачном коротком халатике, который подчеркивал ее отличную фигурку, она выглядела от силы лет на шестнадцать.

– И это шампунь?! И это мыло?! – тон ее голоса не изменился, отгоняя очарование перемены.

– Зато на ужин яичница. Без хлеба, – добавил он, вспоминая, что прошел мимо хлебного магазина.

– И все?

– Чай.

– Без сахара?

– Без.

– Не густо, – она присела на стул, стараясь прикрыть круглые коленки полами халатика, но тот был слишком коротким. – А что, магазины в вашем городке по ночам не работают?

Степану вдруг сильно захотелось не ударить в грязь лицом и заткнуть за пояс эту выскочку.

– Замори пока червячка. Я сейчас схожу.

– Да, – крикнула она вдогонку. – Купи мне сигареты «Кэмел».

Степа все-таки не сдержался и хлопнул входной дверью.

Вернулся через полчаса с двумя пакетами, полными продуктами. Девчонки на кухне не было. Пустая сковорода, тарелка, ложка и бокал покоились в раковине. «Так, – с большой долей раздражительности подумал Степа. – Она что, хочет вывести меня из себя? Или объявила мне войну? Что ж, я принимаю вызов».

Он забил холодильник продуктами и принялся за приготовление пира, который себе позволял только на Новый год и на день рождения. Разогрел копченые окорока, нарезал колбасу, сыр, свежие помидоры и балык. На десерт – шоколад, печенье и пирожное. Поставил все это на поднос и понес в комнату. Он и сам любил ужинать перед телевизором. Девушка увидела поднос, и плохо скрываемое удовольствие мелькнуло на ее миловидном лице:

– Ого! Вот это я люблю, – она села на кровати по-восточному, поджав под себя ноги. – А сигареты?

– На кухне. – Он сел рядом. – Приятного аппетита.

– И ты не подавись.

Некоторое время они молчали, отдавая дань великолепному вкусу блюд. Девчонка кивнула на кипу газет:

– Это ты кроссворды разгадываешь?

– Я.

– Такой умный?

– Временами.

Из кухни донеся свист закипевшего чайника.

– Сейчас принесу чай.

– Давай на кухне попьем. Люблю пить чай и курить одновременно.

Степан взял поднос с остатками ужина, и они прошли на кухню. Пока он намывал посуду, гостья растягивала удовольствие от ягодного чая и сигаретки. На кухне висело молчание. «Наверное, ее лимит наглости на сегодняшний день исчерпан», – подумал Степа, но ошибся.

– Ох, и устала же я. Да после такого ужина просто глаза слипаются. – Она тяжело вздохнула. – А ты где ляжешь спать?

Степан от неожиданности едва не выронил сковороду, которую мыл в это мгновение. Но спорить у него не было никакого желания по той же причине усталости и сытости.

– На балконе.

– В кресле-качалке?

Она уже успела и балкон обследовать.

– Да.

– Тогда, спокойной ночи.

– Спокойной.

Она встала, истомно потянулась, отчего ее красивые ножки еще больше обнажились, и вышла из кухни.

 

Утром Степан рано ушел из дома, оставив сладко спавшей девчонке лаконичную записку:

«Холодильник в твоем распоряжении, когда будешь уходить – захлопни дверь».

Сегодня у него была назначена важная встреча с однокашником, от которого могла измениться его дальнейшая жизнь. Саша обещал подыскать ему место работы в одном ресторане, где сам играл в группе джазменов. Встретились они в сквере, сели на скамейку, предварительно смахнув с нее тополиный пух.

– Как? – нетерпеливо поинтересовался Степа.

– Вообще-то, нормально. Шеф согласен, в принципе. Но у него одно условие.

– Какое?

– Три месяца испытательного срока. Короче, за эти месяцы получать будешь только по пятьдесят баксов. И за любую провинность – увольнение. Сразу и окончательно.

– Хорошо, – поспешно согласился Степа.

– А от себя добавлю: шеф – мужик крутой. Публика такая же. Так что ты должен только играть. Играть – и ничего более. Короче, ты ничего не видишь, не слышишь, лиц не запоминаешь. Ну, ты понял.

– Не дурак.

– Тогда по рукам. Завтра приступай. С пяти вечера и до полуночи. Пока.

– Давай.

Настроение резко улучшилось. Все-таки постоянная работа – это совсем иное дело. Какая-то уверенность в завтрашнем дне. Но и сегодня свое занятие он не бросил, и до самого вечера вновь играл в подземном переходе. И когда уже собрался домой, его словно электротоком пронзила неприятная мысль – он вспомнил о квартирантке. А вдруг девочка появилась неспроста. И уже с утречка умыкнула его иконы. А там были и очень редкие, и потому дорогие, экземпляры. А он совсем не знал ее, даже имени! Степан поспешил домой. Не разуваясь, прошел в комнату и облегченно вздохнул: вся его коллекция была на месте. И лишь потом он заметил, что в комнате царила чистота. Непривычная такая, глаз режущая. Он вернулся в прихожую и снял кроссовки. Прошел на кухню, которую тоже узнал с трудом. Чистая и уютная. На плите стоял еще горячий ужин. Значит, ушла гостья совсем недавно. Заметил на холодильнике бумажного голубя, продукт оригами. Шестое чувство заставило развернуть его, где и обнаружилась записка:

«Не сильно радуйся. Я еще вернусь. Скорее, чем ты думаешь».

Он улыбнулся и тут же раздался звонок в дверь. На пороге стояла она в своем хипповском наряде.

– Ужинал?

– Тебя жду.

– Так уж и ждешь. – Она переобулась в домашние тапочки и такие же новые протянула и Степану. – Дома принято ходить в тапочках. А в этом пакете – самые новые и эффективные средства для мытья посуды, ванны, унитаза. А также шампунь и мыло.

– Широко живешь. И где денежки взяла?

– Украла. – Она плечом оттолкнула Степана и прошла на кухню, где начала накрывать на стол.

«Этого мне только не хватало» – подумал Степа, следуя за ней следом.

– И кто же этот несчастный, у которого ты стянула деньги?

– Не бойся, тебе ничего не угрожает. Я взяла у отца кредитку.

– У отца? Кредитку? Так. – Догадки стали кружиться в голове. – Значит, ты сбежала из дома?

– Ага. Садись, не стой истуканом. Будем ужинать.

Некоторое время они молчали.

– И почему? – первым нарушил молчание Степан.

– Надоела опека. И потом, мне так захотелось романтики и путешествий. Приключений всяких. И чтобы за спиной не маячили телохранители.

– Телохранители? – социальный статус ее рос на глазах. И все же не упустил он момента пошутить. – А ты думаешь, для твоего тела нужна охрана?

Шутка не прошла.

– Я так не думаю. Это отец так думает. Да и не обо мне забота, для себя больше.

– Понятно, – кивнул головой Степа. – И долго ты собираешься быть в бегах?

– Не знаю. Я уже давно путешествую. И, кажется, я нашла то, чего хотела. Тихую и спокойную пристань.

Степан выронил вилку с сосиской.

– Здесь? – он обвел взглядом кухню.

– Да, – тихо и так не похоже на себя, ответила девушка. – А ты разве против? Из нас получилась бы отличная пара.

Степа изумленно посмотрел на нее. Или она могла хорошо притворяться, или же говорила на полном серьезе. Ему стала жарко. Молчал, переваривая ее слова. А девушка по-своему оценила его молчание:

– У меня есть специальность. Я закончила педагогический. Могу устроиться в школу. А что? Думаю, проживем как-нибудь.

– Ты это серьезно? – в голосе появилась хрипотца.

– Да. Конечно.

Он еще больше растерялся. Ну даже великая актриса не может так сыграть.

– Я ведь даже не знаю, как зовут тебя. – Ничего более умного не пришло в голову.

– Ядвига. А про тебя я все знаю. Нашла твой паспорт, когда порядок наводила.

– Ядвига, – в раздумьях повторил Степа, а потом сказал. – Ну, все, хватит. Пошутили и будет. Время позднее, ложись-ка спать. Я сам посуду намою.

– Ты прав. Утро вечера мудренее. Ты подумай над моими словами, – всё так же серьезно сказала Ядвига и ушла.

Но Степа даже и думать не пытался. Разве можно относиться серьезно к словам избалованной девчонки? Потому и спал крепким сном, мерно покачиваясь в старинном кресле-качалке. Она разбудила его рано.

– Просыпайся, Степаша. Завтрак уже готов. Чем займемся весь день?

– Мне сегодня на работу.

– Да?

– К пяти часам. – Он прошел в ванную. А когда вернулся, стол был уже накрыт, и Ядвига замерла в ожидании. И с предложением.

– На улице жара. В городе имеется река и пляжи, а мы сидим в каменном плену. Я предлагаю поехать на пляж и поваляться на песочке под ласковым солнышком.

Столько задора и веселья было в ее голосе, что Степан легко купился на такое

предложение.

– Поехали, – сказал он вслух, а про себя подумал, что и самому нужна встряска в этой тягучем и унылом течении жизни.

Поход удался на славу. Они купались, резвились, плескались. При этом громко смеялись, забыв, что они не одни. Со стороны могло показаться, что влюбленная парочка находится в эйфории. Никому и в голову не пришло, что они знакомы всего два дня. Впечатлений от совместного времяпровождения осталось очень много.

А к пяти Степан собирался на свой первый трудовой день. Ядвига в своем стиле, когда не разберешь, то ли шутит, то ли нет, обещала без него не ложиться. Дождаться и накормить поздним ужином.

Рабочий день начался с того, что всех работников ресторана вызвали в кабинет начальства. Пожилой, но по абсурдному определению «новый русский» начал говорить без вступительных речей:

– Из Москвы поступила просьба. От очень крутого и влиятельного человека. В нашем городке скрывается одна молоденькая девчонка. Необходимо ее срочно отыскать. При этом хорошенько срубить бабки. Но предупреждаю! – Он повысил голос и погрозил пальцем, словно перед ним стояли первоклассники. – Чтобы ни один волос, ни одна слезинка! Понятно?

Присутствующие, как китайские болванчики, закивали головами.

– Вот фотография. Посмотрите и хорошенько запомните.

Фотоснимок пошел гулять по рукам сотрудников. Плохое предчувствие, которое зародилось в начале монолога шефа, оправдалось. На фото была Ядвига. Рука все-таки предательски вздрогнула, и бледность залила лицо.

– Ты видел ее? – тут же поинтересовался шеф, который внимательно наблюдал за подчиненными.

– Нет. – И голос тоже дрогнул.

– Идите. Работайте, – приказал шеф и велел задержаться Сашу, одноклассника Степана.

– Знаешь, где он живет?

– Знаю.

– Надо проверить. А пока глаз с него не спускай. И звонить не давай.

– Понял. – Александр покинул кабинет, и в дверях услышал, как шеф вызывал начальника охраны.

 

Степан спешил домой. Он был твердо намерен поговорить с Ядвигой. Она должна, по его мнению, вернуться домой. Хотя и начал уже привыкать к ее присутствию. Да и нравилась она ему. В разных ролях и ипостасях. И развязанная хиппи, и грустная старшеклассница, и веселая безудержно, как на пляже. Он был погружен в свои думы, что не замечал ничего вокруг себя. Это и сыграло с ним злую шутку. Просто не обратил внимания на шумную толпу подростков, которые лавиной наскочили на него, и без лишних слов свалили с ног и стали методично избивать. Молчали и били, били, били.

До дома он добрел только в четвертом часу. Еле передвигая ноги и мотаясь из стороны в сторону. Каждый шаг давался с большим трудом, отдаваясь болью по всему телу. Дверь квартиры не была закрыта. «Значит, не успел. Ядвигу нашли и забрали».

В квартире был полный хаос. Даже иконы сорвали со стены, хотя ни одну не забрали. На их месте краской вывели слова:

Ты легко отделался.

Он упал на кровать и забылся в тяжелом сне. Проснулся только в полдень. Балконная дверь была открыта нараспашку, и ветер успел нанести в комнату тополиного пуха. Встал и, превозмогая боль, прошел на кухню. В отличие от комнаты тут царил полный порядок. На холодильнике красовался новый большой бумажный голубь. Ядвига осталась верна своим привычкам. На его развороте он прочитал ее послание:

«Степа! Отец всё-таки нашел меня. Наверное, потому, что я сняла с его кредитки большую сумму денег. И вот итого: за мной пришли его холуи. Им не терпится заработать вознаграждение. Им же бесполезно объяснять, что я хочу быть сама собой. Хочу быть свободной. Ходить там, где мне нравится. Есть и пить то, что душе хочется. Хочу, в конце концов, выйти замуж за того, кого полюблю. А не за того, кто угоден и выгоден отцу для его бизнеса и политической карьеры. Хочу жить так, как живет большая часть русского народа. От зарплаты до зарплаты. Хочу обыкновенного человеческого счастья. Вот только никто не хочет меня понимать. Утверждают, что я немного не в своем уме, что это бешенство от избытка денег. И я уже сама начала сомневаться, что когда-нибудь повстречаю того, кто поймет меня. Даже сбежала из дома на поиски такого человека. И знаешь, вера и надежда таяли с каждым днем. Приходило разочарование. А это самое страшное в жизни. Но вот повстречала тебя. Еще не познакомившись с тобой, я сердцем почувствовала: вот он! Человек всех моих тайных желаний и грез. Извини, что поначалу так вызывающе вела себя. Хотелось проверить твою реакцию. Какой же я была глупой! У нас бы было больше времени для общения. Но знаешь, это еще не конец. Я вернусь. Обязательно вернусь. Ты только дождись меня. Ладно? Ядвига».

 

– Она вернется, – уверенно сказал Степа. – И я сделаю ее самой счастливой. Сказки должны заканчиваться хорошо. Закон жанра. 

Володе никак не удавалось точно передать все изгибы молодой березки. Она притулилась меж трех высоких старых сосен, и в поиске достаточного количества солнечного тепла и света приспосабливалась, изгибалась. И этим не была похожа на своих сородичей. В этом и была ее изюминка, ее прелесть. Особенно сейчас, когда осень наполовину обнажила её. Володя сидел на заваленной листвой лавочке и делал наброски в альбом. Сердился на себя, хмурился, нервно переворачивал страницы и начинал всё с начала. Любил он рисовать. Особенно осенние пейзажи. Сначала наброски, а уж потом переносил всё на полотно. Картина «дозревала» уже в квартире. Писал он только для себя, для души. Даже в редкие моменты финансовых проблем мысли о продаже у него не возникали. В этом и состояла его жизнь, если не считать работы на заводе. В настоящее время он находился в отпуске, и всё своё свободное время проводил в городском парке. Искал новые сюжеты. По дорожкам парка проходили прохожие, но они не мешали ему любоваться березкой и наносить в альбом осторожные штрихи. Вот только сегодня был явно не его день. И в конце концов, всё стало раздражать. И солнце, которое пробивалось без особого труда через кучерявые кроны, и прохожие, которые бросали на него любопытные взгляды. Он захлопнул альбом и закурил. Сам стал наблюдать за проходившими мимо людьми. Это было еще одно его увлечение. Жесты, движение, смена настроения. Всё-таки тяжелые времена уменьшили в повседневности улыбающиеся лица, несмотря на прекрасную погоду золотой осени. Счастливы были только влюбленные парочки и хорошо поддатые мужчины. Ну и дети, конечно. Они еще не вкусили горечь бытия. Хотя и среди детворы попадались озабоченные и нахмуренные.

Девочка лет десяти медленно и нехотя шла по дорожке, загребая ногами шелестящую листву. Она не спешила домой, и Володя прекрасно понимал её состояние. Девочка остановилась напротив, вскинула голову и грустно посмотрела на него. Большие, тёмные до черноты глаза в оправе пушистых ресниц.

– Опять двойка? – с участием спросил Володя.

Девочка подошла, сняла ранец, кинула его с обидой на лавочку и села рядом.

– Ну, не могу я решать эти задачки, – в голосе звенели слезинки. – Не понимаю.

– Покажи.

Девочка с тяжелыми вздохами расстегнула ранец и достала тетрадь.

– Посмотрим. Чугунова Екатерина, ученица 4 класса 33 школы.

– Я всегда путаюсь, когда надо прибавлять, а когда вычитать. – Катя ткнула пальцем в жирную двойку.

– Тут не гадать надо, а думать.

– Думать, – передразнила Катя и смутилась. – Так и учителя говорят, и мама, и тетя Галя.

– А можно я тебе попробую объяснить?

– Попробуйте, – без энтузиазма согласилась Катя.

И Володя начал свой урок. Задачки он объяснял с помощью рисунков, которые получались у него забавными и смешными. Они вместе смеялись и решали. Урок затянулся, начало смеркаться.

– Теперь тебя мама заругает.

– Ничего. За правду она не сильно ругает. Спасибо большое.

– Пожалуйста.

– До свидания.

– До свидания.

Ему тоже было пора возвращаться домой, в свою не большую, но очень уютную квартиру. Сегодня почему-то было не очень радужно. Квартира встретила как обычно тишиной и темнотой. Устрашающими они показались. Прошел на кухню, поставил на плиту чайник, включил радио, которое всегда было настроено на «Маяк». Но уже через мгновение выключил: музыка сегодня только раздражала. Он перелистал альбом с набросками березки, и его озарила мысль. Открылись глаза на плохое настроение и на непонятное влечение именно к этому кривому дереву. Она чем-то напоминала его самого. Он так же, как и она, метался под солнцем, искал место потеплее и посуше, а в итоге – вырос искривленным. Не заметил, как пролетела лучшая половина жизни – юность. Молодость осталась позади. Как-никак, а уже без малого тридцать лет. Пора зрелости. Пусть не мудрость, но здравомыслие он должен уже было накопить. А если бросить взгляд назад, то,…увы, ничего хорошего. Работа и квартира, и больше ничего. Ни семьи, ни детей, ни любимой женщины. До сегодняшнего дня он не чувствовал по этому поводу никакого дискомфорта. Казалось, что все у него правильно, всё идет как надо. И вот все смешалось, перепуталось. Произошла переоценка ценностей. Разочарование. Такое сильное, что Володя почувствовал физическую боль. Что же произошло в столь обычный день такого, что мировоззрение кардинально переменилось? И уже никогда не будет как прежде. Он сам уже не сможет жить по-старому. И надо что-то делать. Но что? Он не знал. Почувствовал только одно: девочка Катя с большими глазами открыла его глаза, и он заметил вокруг себя пустоту.

 

Неведомая сила влекла его в парк. Сам не осознавал этого порыва. Или просто перед собой кривил душой, не признавался в слабости. Просто спешил на знакомую скамейку к двум часам, когда в ближайшей школе заканчивалась первая смена. Ему хотелось снова повстречаться с Катюшей. Купленная шоколадка, покоившаяся в кармане, была тому доказательством. И Володя был приятно удивлен, когда на лавочке увидел ее. Катя сидела, болтая ногами, и провожала взглядами прохожих. Заметила его, и очаровательная улыбка озарила ее серьезное лицо.

– Привет, Катерина.

– Здравствуйте.

Володя присел рядом, достал шоколадку.

– Это тебе.

– Спасибо.

– Как дела в школе?

– Нормально. Наша учительница говорит, что повторенье – мать ученья. – Она хитро прищурила глазки. Володя улыбнулся, настроение возвращалось.

– Хочешь продолжить наше занятие?

– Хочу. Вы хорошо объясняете. Мне все понятно и так легко.

– Отлично. Доставай тетрадки.

И они снова погрузились в мир задач и цифр. Кате так понравилось решать задачки, что она помимо домашнего задание решила самостоятельно еще пару.

– Оказывается, ничего сложного. – Девочка была рада своим успехам. – У меня всё получается. Правда?

– Да ты вообще молодец.

Катя без устали рассказывала о себе, о подружках и одноклассниках. Володя внимательно слушал ее, поправлял, когда неправильно произносила слова или ставила ударения. Время для них бежало быстро. Такая уж у нее натура. Когда на душе хорошо – оно мчится, когда плохо – мучительно плетется. Пора было прощаться.

– А завтра мы встретимся? – спросила Катя.

– Если ты хочешь.

– Конечно, хочу, – радостно воскликнула она.

– Тогда встретимся. – Он и сам почувствовал, что новую встречу будет ждать с нетерпением.

И не ошибся в своих чувствах. Каждый день они встречались в парке. Решали задачки, читали вслух, учили стихи, декламируя их друг другу. Много шутили и смеялись. Когда на улице моросили дожди, то ходили в кафе, где перепробовали все сорта мороженого.

– Смотрите, дядя Вова, я сегодня поменяла две жвачки на календарик. – Катя продемонстрировала календарик с изображением собачки.

– Ты собираешь календарики? – он каждый раз в ней открывал что-то новое и любопытное.

– Я собираю всё. И календарики, и значки, и марки, и спичные этикетки, и открытки. Но обязательно, чтобы была собачка.

– Собака?

– Я очень люблю собак, – она погрустнела.

– Что случилось? – он каждый раз удивлялся резкой смене настроения.

– Мне не покупают собаку.

– Почему?

– Мама даже и не против, а вот дядя Гена наотрез отказывается. Аллергия у него на собачью шерсть.

– Дядя Гена? – чисто автоматически переспросил Володя.

– Да. – Катя махнула рукой. – Я вообще его не люблю. – В её голосе было столько горечи.

– Почему? – Осторожно спросил Володя и положил руку на ее плечи, как бы оберегая ее от своего же вопроса.

– Он хочет, чтобы я звала его папой, а я не хочу. Он целыми днями смотрит телевизор и газеты читает. Мама тоже, – она вздохнула и замолчала.

– А ты?

– А я сижу у себя.

Молчание длилось вечность. Володе стала понятна ее привязанность к нему, совершенно чужому человеку. Девочка нуждалась в старшем товарище. Не ровесник, нет, а именно взрослый. Кто бы играл с ней, разговаривал, вникал в ее проблемы и принимал активное участие в жизни. Тяжело вздохнул, принимая близко к сердцу ее одиночество, и решил перевести разговор:

– И много у тебя собранно в коллекции?

– Нет ещё. – Глаза вновь радостно заблестели. – Вот я в магазине книжку видела. Там фотографии собак. Много-много. Четыреста штук. Но стоит очень дорого. Мне мама дает деньги на пирожки, а я их складываю в копилку. Только больно долго копить придется.

– А кто такая тетя Галя?

– Это мамина сестра. Когда она приезжает к нам из деревни, то тоже в копилку добавляет. А у вас нет собаки?

– Нет.

– Не любите?

– Почему это. Люблю. Только мне некогда заниматься с ней.

– А у нас каникулы начинаются.

– Да?

– Ага. Я могу с утра приходить сюда. А вы?

– Я тоже могу. – Он немного помолчал. – А ты слышала, что в город цирк приехал?

– Все про это говорят.

– Давай завтра с утра и сходим? Кажется, первое представление в 11 часов начинается.

– Давайте. Только я маме скажу, что идем вместе с классом.

– Почему?

– Она говорит, что с незнакомыми надо вести себя осторожно. А лучше вообще не разговаривать.

– Это она правильно говорит, – согласился Володя.

– Тогда, до завтра.

– До завтра.

 

Володя наспех попил горячего чая. В душе нарастало быстрыми темпами вдохновение. Трепетное состояние души, не регулируемое. Может исчезнуть так же быстро, как и появиться. Поэтому он, схватив палитру, поспешил к мольберту. Вгляделся в холст, на котором была написана березка, и понял, что хочется писать совсем иное полотно. Переменил холст и стал осторожными мазками наносить штрихи. Перед глазами стояло видение, которое он и пытался отразить на холсте. Катюшка обнимает за шею огромного сенбернара. Работал он увлеченно. Такое состояние выпадало довольно редко, но именно плоды труда в эти минуты и часы были, по мнению автора, самыми лучшими. Он не замечал ни течения времени, ни усталости, ни голода и жажды. Даже когда лежал в кровати, то перед глазами стояла будущая картина. Труднее всего было написать такие выразительные глубокие глаза. Где-то, когда-то он уже встречал такие глаза. Но где? Когда? Не так уж и много он встречал столь открытые очаровательные очи. Именно очи, а не глаза. Очи? Очи!

Володя даже присел в кровати и включил бра. Закурил.

Очи! Валера. Валерия! Лера! Боже, как он раньше-то не замечал. Катюша удивительно похожа на нее. Особенно глаза. Нет, очи. Первая моя любовь. Да и последняя, как оказалось. Неужели Катюша – ее дочь? Неужели? Нет, так в жизни не бывает. Все слишком просто и фантастично. Так, спокойно, Вова. Вспомни-ка, называла ли Катя свою мать по имени. Нет, не называла. Это, во-первых. Во-вторых, у Леры не было сестренки. Она росла одна. Значит, это не Валерия. И все же. Такое сходство. Поразительно просто.

Он выключил свет и лег. Но сон еще долго не шел к нему.

Они познакомились с Лерой на вечеринке у друзей. Весь вечер танцевали, разговаривали, потом он пошел провожать ее. Ничего романтического и необыкновенного. Не было всплеска чувств, внезапной влюбленности, ни страсти. Обыкновенные дружеские отношения как-то сразу переросли в любовь, минуя все переходные периоды. Любовь! Совсем незаметное, неброское чувство. Она не кричит, не выплескивается. Будничное, порой тяжелое чувство. О такой не пишут стихи, не снимают фильмы. Потому, как сделать это почти невозможно. Куда легче отразить влюбленность или страсть. А между ними была именно такая. Просто они скучали в одиночестве, им была необходима компания друг друга. Необходимость общения. Стерлись грани между ними, стало казаться, что они – что-то единое, общее. Как две половинки. Но …. Они поссорились. Первый раз за два года гармонии. И расстались. Как обычно это бывает, расстались по глупости, но навеки. Он оступился и совершил ошибку. Она не смогла понять и простить измену. И в итоге их любовь так и не смогла полностью раскрыться всеми гранями.

 

Поход в цирк удался на славу. Катюша была в неописуемом восторге. А уж от труппы дрессированных собак и говорить не приходилось. После представления она сфотографировалась с ними. И со всей труппой сразу, и с отдельными артистами. Володе пришлось раскошелиться, но он ни капельки не сожалел об этом. Невозможно было устоять перед мольбой в больших глазах, перед улыбками счастья и восторга. Потом они пошли в «Пельменную», где плотно пообедали. Катя продолжала громко обсуждать увиденное, сильно жестикулируя. Да так, что остальные посетители начали посматривать в их сторону. Володя перехватывал эти взгляды, и не было в них ни упрека, ни нарекания. Лишь иногда проскальзывала зависть. На хорошее настроение и неподдельное счастье. А это и было счастье, Володя ни на йоту не сомневался в этом. Возвращались усталые и довольные.

– А я завтра к бабушке уезжаю, в деревню. На свежий воздух и парное молоко. – Катя по взрослому нахмурила брови.

– Значит, мы встретимся только через неделю?

– Да, – грустно подтвердила Катя.

– С мамой поедешь?

– Нет.

– А как её зовут? – как бы мимоходом спросил он, хотя мог и не скрывать своего интереса. – Катя была наивна.

– Татьяна.

То ли вздох разочарования, то ли облегчения вырвался из груди. Он и сам не мог разобраться в своих чувствах. Поспешил перевести тему разговора в иное русло, чтобы своим невеселым видом не испортить финал чудесного дня.

 

Неделя выдалась сумасшедшей. В плане душевных мук. Время ползло по-черепашьи, сомнения не проходили. Точили сердце и душу. Он ругал сам себя, на чем свет стоит, но облегчения это не приносило.

– Зачем мне это надо? Со стороны это выглядит смешно и даже подозрительно. Подлежит осуждению. Тридцатилетний мужик водит дружбу с ребенком. Даже бросил бродить по парку, потому что она уехала в деревню, на свежее молоко и парной воздух. О, уже заговариваться начал. Совсем с ума съехал. Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша. Сижу дома целыми днями и пишу ее портрет. Накупил все подряд с изображением собачек. Даже книгу с описаниями четырехсот пород. Зачем? За-чем? Это тебе надо? Обратись к врачу, Володя. У тебя налицо все признаки психологического расстройства. Пока не поздно надо что-то делать. Поставить жирную точку, разрубить гордиев узел. Все! Не ходить в этот парк. Найти другое место для прогулок и вдохновения. Или искать. Искать одинокую женщину с ребенком. Жениться, окунуться в мир суеты, забот, бытовых проблем. И выкинуть Катерину из головы. Надо. Надо что-то делать.

Погода была под стать его настроению. Шли дожди. Косые, холодные, нудные дожди.

Он часами стоял на балконе с пачкой сигарет и бутылкой пива. Смотрел на мокрый город и, к сожалению, отмечал, что ему не хватает этих встреч в заваленном листвой парке. Эти встречи были для него источником жизнерадостности, стремления, движения. Чем больше он пил из этого источника силы и счастья, тем больше чувствовалась жажда. И просто так отказаться от этого – было выше его сил. Путь к счастью и гармонии всегда тернист и нелегок. В его же представлении, счастье – всего лишь дом и семья. Не так уж и много, как кажется. Хотя для него и это было недостижимым.

Его вызвали из отпуска, и он вздохнул с облегчением. Уже не надо было метаться Гамлетом: «Быть? Или не быть?». С работы он возвращался поздно, около шести часов. Катя в это время уже была, конечно, дома. Проблема, казалось, разрешилась сама собой.

Но однажды они всё-таки встретились. Неожиданно. Володя взялся за ручку входной двери своего подъезда, как его окликнули. Обернувшись, он увидел Катю:

– Привет.

– Здравствуйте, дядя Вова. Я каждый день жду, жду вас в парке, а вы всё не приходите. И вот решила поискать во всех близких дворах.

– Уже поздно, – сказал Володя.

– Почему вы не приходите?

– Я работаю. Сама видишь, как поздно возвращаюсь с завода. Та что, – он развел руками.

Катя не на шутку огорчилась. В свете фонаря Володя увидел, как повлажнели ее глаза, а нижняя губа задрожала. Ему стало жаль девочку.

– Ну, не огорчайся, Катюша, – с нежностью в голосе сказал он. – Мы будем встречаться по выходным. В субботу и воскресенье. Хорошо?

– Точно? – она подняла на него мокрые глаза.

– Ну конечно. – Он присел и посмотрел на нее снизу вверх. – В эту субботу. Ты во сколько заканчиваешь учиться?

– В два.

– Вот и встретимся. Сходим куда-нибудь. В кино или в кукольный театр. И я тебе сюрприз приготовлю.

– Правда?

– Правда. А сейчас давай я провожу тебя до дома. Нельзя так поздно гулять по улице. Страшно.

– Ага, – согласилась Катя.

– А по дороге расскажи-ка мне, как ты провела каникулы.

Он узнал ее адрес, хотя не знал: нужен ли он ему вообще.

 

Вновь они стали встречаться. Теперь выходные дни были заполненными прогулками, просмотрами детских фильмов и спектаклей. Островки счастья и покоя в бешеном потоке жизненных невзгод. Володя часто задавался вопросом: «Почему же мать Кати так прохладно воспринимает частые и долгие отлучки десятилетней дочери? Неужели материнское сердце так равнодушно?». Задавал, но не искал ответа. И сам его не предлагал, всё пустив на самотек. Куда кривая выведет. Просто видел радость ребенка. Понимал необходимость общения и участия. Катя тоже изменилась. Теперь ей не требовалась помощь в приготовлении уроков. Она стала больше читать, рассуждать, культурно выражать своё мнение. И при этом оставаться такой же наивной, чистой, открытой.

Ночью ударил мороз. Деревья в парке покрылись инеем. Бархатистый, белый, пушистый. Он всеми цветами радуги переливался на ярком солнышке, радуя ценителей прекрасного и поднимая им настроение. Володя не спеша прогуливался по аллеям, останавливался и подолгу наблюдал за преображением природы.

– Здравствуйте. – Раздалось у него за спиной. Володя обернулся и увидел незнакомую женщину. Вопросительно глянул на нее.

– Вы – Володя?

– Вообще-то, да, – немного удивился.

– Меня зовут Галина. Я – тетя Кати. Кати Чугуновой.

Володя растерялся и почувствовал, как морозный воздух проник вовнутрь, образовывая холодный комок в груди.

– С ней что-нибудь случилось?

– Вот именно случилось. И в этом виноваты вы.

– Я?

– Да! – Женщина была на нервах. Может поэтому, в довесок к морозцу, её щеки горели ярким румянцем.

– Почему? Что случилось?

– Вы вскружили голову ребенку. Это … – она не находила слов. – Это преступление! Я на вас заявление в милицию напишу! А что? Может, вы маньяк!?

– Я просто ее друг. – Володя сам понимал абсурдность своего заявления, но в данный момент ничего лучшего на ум не приходило.

– Какая может быть дружба между взрослым мужчиной и ребенком, девочкой? Не смешите меня. Из-за этой дружбы в кавычках Катя совсем переменилась.

– К лучшему. – Вставил в ее монолог замечание Володя. Его тоже стало раздражать эта женщина со своими бессмысленными намеками.

– Не знаю. Не уверена, – честно призналась она и сбавила тональность. – Но сейчас она лежит с температурой и закатывает истерики.

– Истерику? – удивился Вова. – Это совсем не похоже на Екатерину.

– Вот именно, – артистично развела руками Галина. – Раньше она так никогда не поступала.

– И что она хочет?

– Чтобы ее навестил дядя Вова. Да! – с вызовом говорила она. – Ни мать, ни отец, ни я, ни подружки. А вы, незнакомец из парка.

– Да! – гнев побеждал здравый смысл. – Потому что ни Татьяна, ни Геннадий и ни вы не уделяете девочке должного внимания. Вы разве не видите, что по большому счету Катя одинока? Сидит в своей комнате наедине со своими проблемами, заботами и мечтами. Раз ребенок молчит, значит, он доволен. Так вы, наверное, думаете? Но это неверно. Ей нужно внимание, общение, участие, понимание.

Он замолчал, боясь в гневе перейти дозволенные границы, хотя в душе продолжали кипеть страсти. Закурил. На Галину его слова произвели впечатление. По крайней мере, она на некоторое время замолчала, и даже по-другому посмотрела на него. С интересом.

– А у вас, видимо, большой опыт по воспитанию детей. У вас много детей? Вы учитель? Психолог?

– Я просто могу читать по глазам. – Высокопарность невольно проскользнуло в голосе, чем вновь ввело женщину в неистовство.

– Так вот, читатель по глазам, – она выставила ладошку, словно отталкивая его, – Если хотя бы еще раз вы подойдете к Катюше, то будете иметь дело с органами. Вам понятно?

– Ясно.

– Тогда всё. – Она резко, по-армейски, развернулась и пошла.

– А навестить мне ее можно?

Галина не ответила, не обернулась. Просто помахала рукой, обозначая отказ.

Володя в сердцах выбросил сигарету, дернул веточку березы, и иней пушистым каскадом упал на него. Грустно усмехнувшись, он побрел домой.

В квартире, раздеваясь на ходу и роняя вещи на пол, он сразу же прошел в комнату, где занимался живописью. Картина «Катя с собакой» все еще стояла на мольберте, хотя была уже закончена. Только сейчас Володя достал со шкафа резную рамку и стал вставлять полотно. Работал лихорадочно, ни о чем не думая. Чисто на автомате привел картину в надлежащий вид, упаковал в бумагу и только потом немного успокоился. Прошел на кухню и сварил крепкий кофе. Пустота давила и угнетала. Не столько внешняя, сколько внутренняя, куда более страшная.

Когда ночь опустилась на город, он очнулся от отрешенного состояния и увидел перед собой полную окурками пепельницу. Грустно покачал головой и вздохнул. Решительно вскочил и вышел из кухни.

Морозный воздух охладил его пыл, но не настолько, чтобы он передумал. Зажав подмышкой картину, он направился по знакомому адресу. Как оказалось, он и пригодился. Дверь открыл мужчина. «Гена», – догадался Володя и сразу же почувствовал неприятность к нему. Толстое самодовольное лицо с маслеными губами. Майка, трико с вытянутыми коленками и старые шлепанцы. Все по классике.

– Те че? – то ли от сытости, то ли от большой глупости он коверкал свою речь.

– Я – Володя. Знакомый Кати.

– А! – сонная беспечность вмиг слетела с него. Он решительно вышел на площадку, прикрыв за собой дверь. Но сказать ничего не успел, ибо Володя опередил его:

– Я не собираюсь лезть в вашу жизнь. Мне просто очень жалко Екатерину. Своим равнодушием вы убиваете ее детство. Но раз вы настаиваете, то я не стану к ней приближаться. Но я не хочу, чтобы Катя посчитала меня предателем. Не подумала, что я бросил ее во время болезни. Вот, передайте ей от меня подарок. – Он насильно вложил Геннадию в руки картину и стал спускаться по лестнице. И всё-таки не удержался, обернулся и бросил:

– А ты совсем не похож на человека, у которого аллергия на собачью шерсть.

 

Несколько раз, по субботам, Володя пытался встретиться с Катей в парке, но девочка возвращалась из школы в сопровождении Галины. И он так и не решился подойти к ним. Пришлось забыть про эту идею. Пришлось вернуться к прежней жизни. И это оказалось мучительно больно. Тоска просто грызла его изнутри. Вечерами, а по выходным и целыми днями, он валялся на диване, щелкая кнопками пульта от телевизора, перескакивая с канала на канал, так и не вникая в смысл. Всё-таки человек быстро привыкает к хорошему, а возвращение выдерживает не всякий. Лишь надежда способна поддерживать жизнь.

Звонок раздался около восьми вечера. Неожиданно, нежданно и непривычно.

На пороге стояла …Лера. Валера. Валерия. Лерочка. Прошлое, но незабытое, счастье. Уснувшая, едва тлеющая любовь теперь вспыхнула с новой силой, освещая серость бытия.

– Лера?! – удивление, восторг и боль. Одновременно, в одном слове.

– Володя. – Усталая радость и грусть.

Молчание длилось, длилось и длилось. Но глаза! Глаза так много сказали друг другу. И о том, что расстались напрасно. И о том, что давным-давно простили друг друга. И о том, что все эти годы не теряли надежду на встречу. И уверенность. Что любовь можно воскресить.

– Откуда ты? Заходи Ларочка.

Она грустно улыбнулась:

– Ты же знаешь, что мне никогда не нравилось мое имя.

– Знаю, – он тоже улыбнулся своим воспоминаниям. – Я всё помню, малышка.

– Да, ты звал меня «малышкой». Но, к сожалению, когда я решила сменить имя, мне не разрешили взять его.

– Ты сменила имя?

– Я много наделала глупостей. Вся жизнь наперекосяк. А как ты?

– Так же.

– А писать картины не бросил.

– Нет.

– У тебя стало лучше получаться.

– Откуда ты знаешь? – удивился он, и тут же получил ответы на многие вопросы, которые в последнее время не давали покоя. Из-за угла выскочила Катя и бросилась к нему:

– Дядя Вова!

Он присел и поймал ее в объятья.

– Катя, Катенька, Катюша! – Взглянул на Валерию, подумал: «Какое всё же удивительное сходство».