Борис Кудряшов

Честно говоря, мне уже давно надоели эти бесконечные предложения на некоторых телевизионных каналах выиграть достаточно большие суммы денег, потратив на это минимум усилий. Вот и сегодня я как обычно после скромного ужина усаживаюсь в мягкое кресло и включаю «ящик». Быстро пультиком пробежав несколько каналов и не найдя там ничего интересного, я останавливаю своё внимание на одном из них, где миловидной наружности девица, чарующе улыбаясь, просит переставить всего лишь две спички в арифметической сумме, чтобы в итоге получилось совершенно другое число. Я отлично понимаю, что это чистейшей воды лохотрон, но какой-то бесёнок во мне подсказывает моему сознанию совершенно другое, от которого я уже не в силах отказаться.

– Господи, – сам себе тихо шепчу я, – это же ведь так просто, и почему до сих пор ещё никто не позвонил?

Я лихорадочно набираю указанный девицей номер телефона и тут же слышу приятный женский голос, который нежно извещает меня, что, к сожалению, я, якобы, пока не стал счастливым обладателем этой суммы, т.к. только каждый десятый игрок может пожинать лавры своей победы. Но тот же приятный женский голос тут же добавляет, что каждый мой последующий звонок гарантированно приближает меня ко всё возрастающей призовой сумме денег.

В комнату входит дочка с чайником в руках и, взглянув на экран телевизора, с иронией в голосе замечает:

– Отец, ну неужели жизнь тебя так ничему и не научила, зачем ты клюёшь на их наживку? Сейчас же переключи «ящик» на другой канал и смотри на здоровье свои старые добрые фильмы, где нет обмана, жульничества и всякого такого, что каждый день отравляет нашу жизнь.

– Да нет, дочка, я чувствую, что сегодня меня ждёт удача. Вот смотри, уже было несколько звонков, где звонившие люди ошибались, а мне, несомненно, повезёт.

– Отец, очнись, ты уже шестой раз звонишь, и тебе, я полагаю, каждый раз говорят, что последующий твой звонок будет твоим золотым. Пойми, дорогой ты мой, что это вовсе не те люди звонят, кто сидит у таких же телевизоров, а звонят подставные люди, а сама девица ждёт сигнала оператора, когда сумма звонков достигнет такой величины, чтобы она многократно перекрыла предполагаемую сумму приза. Отец, да неужели это тебе не ясно?

– Я не думаю, Света, что организаторы этой передачи пойдут на такой откровенный обман простых людей. Нет, дочка, я просто уверен, что этого просто не может быть. Вот ещё немного и я выиграю сто пятьдесят тысяч рублей. Кстати, Светик, ты не одолжишь мне свой телефончик, а то у меня что-то очень быстро растаяли деньги на моём счету.

– Вот, вот, отец, они этого и добиваются, чтобы у таких простофилей как ты вывернуть все карманы наизнанку и оставить вас в дураках.

Я начинаю сильно нервничать от ощущения того, что птица счастья и удачи через несколько мгновений улетит от меня, оставив меня у разбитого корыта. И от этого чувства во мне поднимается волна ярости и злости на всех меня окружающих и прежде всего на самого себя оттого, что я такой неудачник и растяпа.

– Отец, – сильно волнуясь и запинаясь, отвечает мне дочь, – ты можешь кричать на меня сколько угодно, но только ещё вчера я положила на свой счёт пятьсот рублей и не хочу, чтобы эти деньги растворились в воздухе в результате твоих безумных манипуляций с этим каналом. Телефона я тебе не дам.

– Дура, – да неужели тебе не нужны лишние деньги, которые так и просятся в твои руки. Что произойдёт, если я ещё сделаю пару попыток, – в сильнейшем волнении кричу я на дочку.

– Да на, подавись ты моим телефоном, – в тон моему настроению отвечает мне Светка.

Я трясущимися руками хватаю дочкин телефон и судорожно вновь и вновь набираю необходимый номер телефона. С телеэкрана с определённой периодичностью сыплются неправильные ответы, обилие которых уже как-то начинают настораживать меня.

– Сволочи, – гневно шепчу я в экран «ящика», – да неужели так трудно догадаться, что надо переставить вертикальную и горизонтальную спички, чтобы получился правильный ответ.

И в то же мгновение раздаётся голос миловидной телеведущей, которая всё с той же чарующей улыбкой сообщает:

– Уважаемые господа, время нашей передачи катастрофически заканчивается. К моему великому сожалению, никому из вас так и не удалось предъявить мне правильное решение этой простой арифметической задачки, а посему на этой оптимистической ноте я заканчиваю свой мини конкурс и жду вас завтра в это же время у ваших телевизоров. Птица везения и счастья обязательно посетит вас!

Через пару секунд на экране появилась до смерти надоевшая всем реклама, а я с понурым видом вернул дочке почти опустошенный телефон.

– Негодяи, мерзавцы, да как они смеют так издеваться над нами, – гневно шепчу я, отворачивая раскрасневшееся лицо от телеэкрана.

Света гладит тёплой рукой меня по голове и наставительно шепчет:

– И когда же ты у меня забудешь то доброе и светлое время, когда человек человеку был – друг, товарищ и брат?

Я всё ещё нахожусь под впечатлением обманутого человека, а посему быстро одеваюсь и бреду до первого пивного ларька, где замечаю некоторых знакомых мне людей из нашего дома.

– Здорово, Петрович, – слышу я радостный голос соседа по парадной, – что-то ты сегодня какой-то пасмурный. Какая муха тебя укусила, рассказывай, – смеётся сосед, хлопая меня по спине.

У меня нет никакого желания сегодня отвечать этому уже достаточно хорошо спившемуся алкоголику, но на удивление жизнерадостному человеку, но памятуя о том, что мы уже с ним знакомы около двадцати пяти лет, я нехотя ворчу:

– Да вот, Фёдор, что-то давно прибавки к пенсии не было, да и на работе уже платят гроши, на которые прокормить можно разве что собаку или кошку.

Сосед быстро расплачивается с кассиршей и кричит мне на прощание:

– Ничего, Петрович, прорвёмся, мы с тобой и не такие передряги видали. Вот сейчас хлебнёшь пивка, и все твои проблемы и горести сразу забудутся. Ну, всё, бывай!

Погода к вечеру явно портится. Всё небо заволакивают сплошные чёрные тучи, и начинает накрапывать дождь.

– Чёрт, – ожесточённо сплёвывая слюну, с ненавистью в душе констатирую я, – надо было зонтик с собой прихватить.

Я стою в длинной очереди за спиртным и отчётливо осознаю, что через пять-десять минут хлынет настоящий ливень, который в несколько мгновений превратит меня в холодную и насквозь мокрую тряпку. Но в то же время я не могу себе позволить вот так просто оставить свой «пост», поскольку уже с малых лет привык доводить все свои дела до логического конца. И действительно, через несколько минут дождь резко усиливается, переходя в настоящий ливень. Проклиная себя и всё на свете, я с зажатой в кулаке мелочью подхожу к окошку ларька и уже простуженным голосом кричу кассирше, стараясь перекричать шум дождя:

– Мне, уважаемая, бутылочку пивка, да и чтобы покрепче.

Кассирша удивлённо смотрит на мою мелочь и ядовито замечает:

– Мужчина, на то, что вы мне подаёте, я могу вам предложить только вот это.

Быстрым движением руки кассирша хватает с полки какую-то пивную бутылку с мутным внутренним содержанием и ставит её передо мной.

– А что, разве чего-нибудь приличного уже нет? – морща лицо, интересуюсь я.

– Мужчина, вы задерживаете очередь. За что-нибудь приличное, как вы выразились, надо платить приличные деньги, а не кидать мне в окно какую-то мелочь.

– Вот, зараза, – мысленно обижаюсь я, – так хотел на праздники оставить себе заначку, да, видимо, придётся расстаться с ней.

Доставая из мокрого кармана заветную бумажку, я уже осипшим голосом хриплю в окошко:

– Хорошо, нет проблем, уважаемая, держи сотку, но только смотри у меня, чтоб без обмана!

Кассирша ещё более быстрым движением хватает брошенную ей сотку и выставляет перед моим носом какую-то иностранную бутылку с красивой наклейкой на боку и всю в капельках от росы.

– Мужчина, вам открыть или как? – кричит мне в окошко кассирша, бросая на тарелку сдачу.

– Не надо, – быстро отвечаю я, отходя от ларька, – я и сам могу себя обслужить.

Совершенно промокший насквозь, я бреду домой. Пить пиво уже не хочется из-за плохого настроения, и я ставлю бутылку в холодильник. По «ящику» показывают футбол «Зенит» – «Спартак», и я вновь спешу занять своё место в мягком кресле. Идёт уже второй тайм матча, а счёт так и не открыт. Я пытаюсь определить состав обеих команд, пристально вглядываясь в экран телевизора, но успеваю заметить только уже хорошо мне знакомых спортсменов. Из кухни в комнату заглядывает Светка и примирительным голосом интересуется у меня:

– Папка, какой счёт? Ты за какую команду болеешь – за «Зенит» или за «Спартак»? Ты знаешь, в этом году «Зениту» сильно везёт по всем статьям, да и игроки в этой команде подобрались самые, что ни на есть, толковые и активные!

– Да пока, дочка, никакого счёта нет, – устало отвечаю я, – так просто обе команды носятся по полю как угорелые, а результата никакого.

– Значит, папка, ты плохо болеешь за «Зенит», раз твоя любимая команда до сих пор не открыла счёт.

– И то верно, – нервно ворчу я, медленно подходя к холодильнику и доставая из него холодную бутылку пива. – Вот сейчас хлебну пару раз пивка, и наши забьют спартаковцам долгожданный гол.

Не спеша, откупорив бутылку, я с наслаждением вливаю в себя холодную янтарного цвета жидкость со вкусом мёда и ещё чего-то такого, с чем мне ещё не приходилось встречаться.

– Одно слово – заграница, – с удовлетворением констатирую я, делая сразу несколько жадных глотков, – смогли же, сволочи, создать удивительный жидкий продукт для услады души и тела.

К моему несказанному удивлению «Зенит», действительно, моментально забивает гол в ворота спартаковцев, не оставляя ему уже никаких надежд на отыгрыш, поскольку до конца матча остаётся всего лишь одна минута. Буквально в одно мгновение моё настроение от кислого и унылого меняется на нечто совершенно противоположное. В несколько глотков я до дна осушаю пивную бутылку и начинаю в каком-то диком танце скакать вокруг стола, выкрикивая радостные слова в адрес игроков «Зенита». Очевидно, пиво, действительно, оказалось достаточно крепким и качественным продуктом, потому как я совсем не заметил, что содержимое стола очень быстро перекочевало на пол.

– Отец, – уже сердито кричит на меня Светка, ну что ты творишь? Ну совсем как малое дитя, которому подарили красивую игрушку. Ты бы уж поберёг себя, всё же не двадцать лет тебе, а давно уже за шестьдесят перевалило, – уже более спокойно реагирует на мои прыжки дочка, поднимая с пола пустую пивную бутылку и пробку.

На какое-то мгновение Света замирает над столом, держа в руках пробку. Её глаза стекленеют и широко раскрываются то ли от испуга, то ли от изумления.

– Ты чего, дочка, – прекращая прыгать, испугано интересуюсь я, – никак руку порезала о мою проклятую бутылку?

Света с таким же странным выражением лица, молча, протягивает мне пробку, пытаясь что-то сказать.

– Ну, что ты там мычишь, – уже начинаю нервничать я, предполагая самое худшее из того, что могло бы произойти с моей дочкой за последние десять минут.

Я выхватываю из её рук пробку и с недоумением начинаю вертеть её у своих глаз. И только теперь я замечаю, что на внутренней стороне пробки что-то выгравировано.

– Вот, мерзавцы, – вновь начинаю расходиться я, – никак эти чёртовы пивовары что-то похабное начертали на пробке, что в конечном итоге так сильно потрясло мою дочурку.

Света стояла у стола в каком-то жутком оцепенении, постоянно тихо повторяя одно лишь слово – очки…

Быстро схватив с серванта свои плюсовые очки, я внимательно вгляделся во внутреннюю поверхность пивной пробки. Увиденное мною, пронзило меня как электрический ток. На дне пробки был искусно выгравирован контур автомобиля, что свидетельствовало о том, что я стал обладателем необыкновенного приза – автомобиля! Не помня себя от радости, я схватил Светку на руки и закружился вместе с ней по комнате.

– Папка, – истошно завопила Светка, – мы же теперь богаты как никогда! Господи, да неужели мы теперь сможем зажить по-человечески, не думая о завтрашнем дне и не считая в конце каждого месяца оставшиеся копейки от зарплаты.

– Спокойно, Светик, – ставя дочку на ноги, начал деловито рассуждать я. – Надо серьёзно подумать, что в первую очередь нам с тобой надо приобрести. Я полагаю, что машина обязательно будет иностранная, поскольку пиво было очень хорошее и, кстати, тоже иностранное. А у них, сама понимаешь, такие транспортные средства в особой цене, ну а некоторые модели тянут аж на миллион рублей!

– Папка, так мы с тобой уже миллионеры, – кидаясь мне на шею, радостно кричит Светка.

– Очень может быть, дочка, – уклончиво отвечаю я, пряча пивную пробку в карман рубашки, – завтра же пойду в представительство этого пивного концерна в нашем городе и думаю, что в скором времени мы с тобой станем богатыми.

Я не спал почти всю ночь, всё обдумывая то счастливое будущее, которое в самое ближайшее время ворвётся в нашу со Светланкой скромную жизнь со всеми его прелестями и возможностями. Рано утром, быстро позавтракав оставшимися с вечера холодными макаронами и выяснив по справочному телефону адрес представительства пивного концерна, я почти вприпрыжку побежал по указанному адресу. В роскошном вестибюле пивного представительства меня остановил охранник достаточно внушительной внешности с увесистой дубинкой в руке:

– И куда это, отец, мы так торопимся, – делая предупредительный жест рукой, с усмешкой обращается ко мне блюститель порядка в чёрной униформе.

– Видите ли, служивый, я по поводу выигрыша, – слабо лепечу я, дрожащей рукой доставая из кармана заветную пробку.

– Понятно, – как-то странно ухмыляется охранник, вертя в руках драгоценную вещицу, – так это вам надо обратиться в двести десятый кабинет на третьем этаже к секретарю, а уж она вам всё объяснит.

Быстро поднявшись на третий этаж, я распахнул дверь в кабинет и твёрдой походкой подошёл к столику секретаря. За столом, уставленным различного рода связующими аппаратами, сидела невзрачного вида пожилая женщина и с кем-то говорила по телефону. Смерив меня оценивающим взглядом, женщина жестом руки предложила мне присесть на стул рядом с её столом. Ещё где-то пятнадцать минут продолжался разговор секретаря с невидимым для моих глаз клиентом, но по раздражительному тону секретаря я понял, что она чем-то очень раздражена или даже огорчена.

– Простите сударыня, – осторожно начал я разговор, – может быть, я не совсем вовремя появился здесь и отвлекаю вас от важных дел?

– Да нет, всё хорошо, не обращайте на меня никакого внимания, – спокойно отреагировала секретарь, – это чисто деловой разговор, наши, как говорится, проблемы, и они никоим образом не помешают нашему с вами общению. Вы, очевидно, торговый агент и хотите заключить с нами договор на оптовую поставку вашему торговому центру наше пиво? Я правильно вас поняла?

– Видите ли, вы совершенно неправильно определили мой статус в вашем представительстве.

– Интересно, так что вас тогда привело ко мне, и что вы хотите от меня? – внимательно заглядывая мне в глаза, осведомилась секретарь.

– А привела меня к вам чистая случайность, – широко заулыбался я, доставая из кармана вожделенную пробку.

– Иными словами, уважаемый клиент, вы хотите сказать, что на дне пробки вы обнаружили приз и хотите его получить, – в ответ мне улыбнулась секретарь.

– Вот именно – приз, – горячо выдохнул я, – и что я должен сделать, чтобы как можно скорее получить его.

Секретарь достала из стола какую-то толстую синюю папку и извлекла из неё два бланка с какими-то вопросами.

Итак, уважаемый клиент, вы сейчас заполните этот бланк в двух экземплярах, где укажете – где, когда и при каких обстоятельствах вы приобрели нашу продукцию. Не забудьте внести свои паспортные данные и сведения о прописке. После прохождения необходимой экспертизы вашей пробки мы по телефону известим вас о месте и времени получения вашего приза. Я полагаю, что на все эти операции потребуется не менее одного месяца, а посему наберитесь терпения и ждите.

Быстро выполнив все предложенные секретарём действия, постоянно кланяясь, не забывая произносить слова благодарности, я выскочил из кабинета секретаря в приподнятом настроении и с полной уверенностью в душе, что на сей раз я всё же заарканил журавля в небе. Целый месяц мы с дочкой жили ожиданием звонка из представительства пивного концерна. За этот достаточно большой срок нам со Светланкой удалось взять кредит в банке для покупки на окраине города гаража, с учетом того, что новенькую зарубежную машину нам удастся всё же продать за хорошие деньги, а на вырученные от продажи деньги погасить наш банковский кредит и купить машину попроще. Кроме всего прочего, наша квартирная мебель оставляла желать лучшего и уже давно требовала себе замены. Через комиссионные магазины Светке удалось быстро распродать почти всю нашу старую и дряхлую мебель, оставив в квартире только два стула, стол и небольшого размера диванчик.

Я был чрезвычайно счастлив тем, что всё так хорошо складывается в моей судьбе, и что в самые ближайшие дни мы со Светкой станем обладателями заветного приза. Ровно через месяц в моей квартире раздался телефонный звонок и тот же вкрадчивый голос секретаря сообщил мне:

– Уважаемый Артём Петрович, извините нашу службу за столь долгое молчание. Должна отметить, что у нас здесь произошли некоторые события, которые несколько огорчат вас.

– Так, – тяжело вздохнув, подумал я, – неужели и здесь меня надули как последнего пацана. Да нет, этого просто не может быть.

– А что случилось, и почему вы считаете, что какое-то там ваше событие может огорчить меня, – еле сдерживая себя, прохрипел я в трубку.

– Вы только не волнуйтесь, Артём Петрович, – быстро затараторила секретарь, – я полагаю, что это событие никак не отразится на вашем финансовом благополучии, да и, кроме всего прочего, вы получите приличную компенсацию за наши ошибки в виде другого автомобиля, который сможете незамедлительно приобрести по следующему адресу.

Секретарь скороговоркой зачитала мне адрес, где, по её словам, я смог бы получить уже другой марки автомобиль.

– Так что же всё-таки произошло, – почти закричал я в трубку. – Зачем мне, к чёрту, ваш другой автомобиль, я хочу получить именно тот, который был обозначен на пивной пробке.

– Видите ли, Артём Петрович, курьером была потеряна ваша пробка, но учитывая тот факт, что у вас на руках находится копия нашего с вами договора, то мы и предлагаем вам этот достаточно приличный в вашей ситуации выход. Простите, но у меня больше нет времени и возможности так долго заниматься вашим делом. Я вам уже всё сказала, и теперь вы сами вправе решать, как вам поступить. До свидания!

– Нет, гадина, стой, мы ещё не всё с тобой обсудили и решили, – яростно закричал я в телефонную трубку, – теперь я прекрасно понимаю, чем вы там занимаетесь и какие подарки делаете своим клиентам. Да ты, старая кляча, хоть понимаешь, что я практически разорён. Я потратил уйму денег в надежде на то, что они с лихвой окупятся в скором времени.

– Во-первых, гражданин, не надо хамить, и не забывайте, что вы разговариваете с вполне официальным лицом и что наш с вами разговор записывается. Во-вторых, я вполне разделяю с вами ваше недоумение и огорчение в отношении оплошности наших сотрудников, но вы должны понять, что это всё же жизнь со своими непредсказуемыми сюжетами и сюрпризами, от которых нам всем так трудно застраховаться. Я ещё раз вам напоминаю, что вам выдадут вполне приличный автомобиль по указанному мной адресу с совершенно такими же характеристиками, как и в том автомобиле, который вы так жаждали получить. Да и потом, гражданин, мы ещё подумаем, как поступить нам с вами за те оскорбления, которые вы только что нанесли мне. Всё, разговор закончен, и я очень вам советую больше не появляться в нашем представительстве пивного концерна.

Секретарь бросила трубку, а я совершенно оплёванный и подавленный последними её словами медленно опустился на стул, обхватив голову руками.

В таком состоянии я находился где-то с неделю, но жизнь всё же берёт своё, и после некоторого раздумья я поехал по указанному секретарём адресу. Прибыв на место, я отчётливо понял, что нахожусь на рынке старых уже подержанных советских автомобилей, и что мне здесь уже ничего не светит. Совершенно обалдев от увиденного, я стоял у входа на рынок и лихорадочно оглядывался по сторонам. Занятый своими мыслями, я вовсе не заметил, как со стороны охранной будки ко мне подошёл какой-то мужик в камуфляжной форме и, слегка тронув меня резиновым «аргументом», озабоченно поинтересовался:

– Слышь, мужик, ты чего здесь трёшься, чего тебе здесь надо?

Я тряхнул головой, сбрасывая с себя дурные мысли и представился охраннику.

– А, так это вы, а мы уже было заждались вас. Нам здесь неделю назад звонили насчёт вас и просили выдать вам на выбор автомобиль.

– И что же вы мне хотите предложить, – обречённо глядя в глаза охраннику, скромно осведомился я.

– Да, собственно, товар у нас известный: москвичи и жигули. Правда, совсем новенькие автомобили мы здесь не держим, но вот машины с десятилетним стажем эксплуатации мы можем вам предложить. Знаете, у умного хозяина всегда всё на мази. Если немного приложить ручки, что-то заменить, что-то подкрутить, то года два-три можно будет вполне ещё поколесить по городу.

– Да вы что, смеётесь, – наступая на охранника, грозно зарычал я, – неужели вы думаете, что я сяду за руль этих консервных банок.

Охранник резким движением оттолкнул меня от себя и извлёк из кармана рацию.

– Так, гражданин, даю вам ровно пять минут, чтобы выбрать модель по душе, в противном случае я вызываю милицию, которая очень быстро наведёт порядок на вверенном мне объекте.

– Чёрт с тобой, – вытирая выступившие на глаза слёзы, соглашаюсь я и понуро иду за охранником.

– Вот так бы давно, – беззлобно хохотнул охранник, хлопая меня рукой по спине, – айда к машинам, а там уже на месте разберёмся, что и как.

Как в страшном сне я долго добирался до своей квартиры.

– Сволочи, негодяи, подонки, – не помня себя, бубнил я себе под нос.

На пороге квартиры меня встретила испуганная дочка:

– Папка, а где машина, и почему на тебе просто лица нет?

– Всё, дочка, уже ничего нет, всё обман и жульничество сплошное, – зло огрызаюсь я на дочь. – Правильно ты говорила мне, что нельзя поддаваться искусам, которые так искусно и охотно преподносит нам злая жизнь.

– Отец, так как же нам теперь жить дальше, ведь мы уже на грани катастрофы.

– Это всё ты виновата, мерзавка, – кидаясь с кулаками на дочь заорал я. – Какого чёрта ты, такая правильная и осторожная во всех отношениях, вовремя не остановила меня, не схватила меня за руку, зная, что всё это чистейшей воды обман.

– Отец, прости меня, я тоже в какой-то момент поддалась искушению получить то, что обычно лежит только в мышеловках, и за это мы с тобой жестоко поплатились.

– Да уж, – с ненавистью глядя на свою дочь, хриплю я, – в конечном итоге мы с тобой лишь только чиркнули руками по хвосту синицы, не говоря уже о жирном журавле в небе… 

В этом году я твёрдо решил отдохнуть от рутинных дел и полностью отдаться солнцу, морю и прочим всяким оздоравливающим организм природным средствам. Проработав в редакции рекламной газеты десять лет, я уже не в силах адекватно реагировать на постоянные попытки со стороны моего начальника заставить меня работать ещё интенсивнее и лучше, но при однозначном сохранении моего и без того скудного заработка.
За окнами редакции нашей газеты моросит противный осенний дождь, который не сулит мне ничего хорошего в ближайшие несколько дней.
«Интересно, мне самому подойти к главному редактору с просьбой об отпуске, — мысленно рассуждаю я, — или он сам догадается, что для поддержания моей нормальной работоспособности требуется отдых».
В нашем отделе распространения рекламной газеты хронически не хватает сотрудников. Каждый понедельник каждый из них получает достаточно большую кипу газет, которую они обязаны в течение трёх дней доставить по учреждениям, магазинам и жилым домам нашего огромного города.
Противной трелью на моём столе зазвонил телефон. Быстро схватив трубку, я приготовился слушать.
— Сергей Петрович, перед обедом загляните ко мне, — услышал я хрипловатый голос своего начальника, — необходимо прояснить некоторые вопросы по доставке нашей газеты.
Я молниеносно представил себе ворчливое состояние моего шефа и, стараясь быть более спокойным, ответил:
— Евгений Иванович, нет проблем, через пять минут заскочу к вам.
Сидя за своим рабочим столом, я всё старался понять, чем был вызван звонок моего начальства.

 

«Нет, всё же шеф что-то затевает в отношении меня», — занервничал я, поднимаясь из-за стола и направляясь в кабинет главного редактора газеты.
Выждав перед дверью кабинета небольшую паузу, я нехотя вошёл в помещение. За столом сидел шеф и что-то внимательно разглядывал на мониторе компьютера.
— А, это вы, Сергей Петрович, — бросая на меня небрежный взгляд, проговорил главный, — проходите, присаживайтесь на стул. Видите ли, голубчик, наша фирма вскоре совсем обанкротится из-за отвратительной работы вашего отдела по доставке газет.
«Так, этот старый проныра что-то заподозрил в моём и без того разваливающемся хозяйстве», — нервно ёрзая на стуле, с тоской в душе подумал я.

 

— Евгений Иванович, я совершенно сбит с толку этим вашим заявлением и никак не могу понять, о чём всё же идёт речь.
Главный редактор, не спеша, достал пачку дорогих сигарет и закурил.
«Вот пройдоха, и когда это он успел раскопать компромат на моих мужиков», — с ненавистью глядя на своего шефа, подумал я.
— Видите ли, Сергей Петрович, из отдела контроля доставки мне постоянно докладывают о многочисленных нарушениях со стороны вашего отдела, — испытующе глядя мне в глаза, заговорил главный редактор.
— Интересно, Евгений Иванович, а в чём это выражается? Вы же понимаете, что наша редакция в эти месяцы кризиса освободилась от большого количества сотрудников, которые, по моему мнению, могли бы ещё принести немаловажную пользу нашему делу. Кризис — кризисом, но и о людях тоже надо думать, каким образом в таком ограниченном составе выполнять ту же работу, что и прежде.
— Я всё понимаю, Сергей Петрович, но это вовсе не означает, что ваши сотрудники могут по своему усмотрению распоряжаться доставкой нашей газеты в то или иное место города. Я требую от вашего отдела только одного, чтобы каждый номер газеты всегда находил своего читателя, а не покоился бы в городских мусорных бачках.
«Ну вот, после такого заявления Иваныча отпуска мне не видать как своих собственных ушей», — с тоской в душе подумал я.
Главный редактор докурил сигарету и вопросительно взглянул на меня.
— Я надеюсь, Сергей Петрович, что вы однозначно восприняли моё сообщение и приложите все свои силы для реализации вышесказанного мной.

 

«Да, конечно, ему легко говорить, — притворно улыбаясь, подумал я, — старый плут может себе позволить дорогие, престижные сигареты и отдыхать на лучших мировых курортах и, причём, в летние месяцы, а мне каждый год предлагает только октябрь или ноябрь. Кстати, сигареты я смолю самые дешёвые».
— Итак, Сергей Петрович, я жду от вас положительного подтверждения того, что я только что довёл до вашего сознания, — вставая из-за стола, проговорил главный.
— Евгений Иванович, мой коллектив приложит титанические усилия, чтобы каждый член нашего общества всегда и в изобилии получал именно то, что ему жизненно необходимо, — стараясь быть спокойным, бодро ответил я.
— Не надо ёрничать, Сергей Петрович, наша фирма и так со дня на день разорится, а вы ещё тут со своим неуместным сарказмом. Короче говоря, я жду от вас самых решительных действий в отношении ваших сотрудников, чтобы в перспективе нам выйти на передовые рубежи лучших рекламных газет нашего города. Ну, что вы ещё хотите мне сказать, — осведомился главный, вопросительно заглядывая мне в лицо.
Я смотрел на загорелое и ухоженное лицо своего шефа и лихорадочно соображал, каким образом убедить этого сытого борова отпустить меня на две недельки в положенный мне конституцией страны отпуск.
— Ну, что вы там ёрзаете на стуле, что там ещё у вас, — уже с некоторым раздражением глядя на меня, устало поинтересовался главный редактор.
— Евгений Иванович, — скромно начал я, — видите ли, я несколько устал и хотел бы у вас попросить двухнедельный отпуск. Согласитесь, что человек не может на протяжении длительного времени жить и работать без отдыха.
— Да вы что, Сергей Петрович, да вы никак белены объелись. На носу конец года, а вы предлагаете мне вообще обезоружить вашу команду, которая даже под вашим прямым руководством не способна совершать то, что ей полагается совершать. Неужели нельзя подождать до января месяца, а там берите отпуск хоть на двадцать четыре дня. Кстати, могу вам посоветовать лучшие горнолыжные курорты мира, где вы в полной мере сможете отдохнуть и поправить своё здоровье. Я полагаю, Сергей Петрович, что мне не придётся вас долго упрашивать.
— Евгений Иванович, во-первых, я не умею кататься на лыжах, а, во-вторых, я страшно боюсь холода, — низко опустив голову, тихо заговорил я. — Да и потом по конституции каждый год мне полагается отпуск, и его я планирую провести именно в этом году и на черноморском побережье Кавказа.

 

Все эти слова я выпалил в лицо моему шефу быстро и бесстрастно, чтобы не вызвать в его душе гнев или излишнюю нервозность. Медленно подняв голову, я осторожно взглянул на своего начальника, силясь понять, какое впечатление произвели на него мои слова. Главный тяжело опустился за свой рабочий стол и, нервно вытирая выступивший на лбу пот, проговорил:
— Да, Сергей Петрович, с вами трудно спорить, политически вы хорошо подкованы, и здесь мне, действительно, нечего вам ответить. Ну, хорошо, если бы не ваш многолетний стаж работы в нашей фирме, то я бы ещё сомневался в своём решении отпустить вас, но, видимо, вы всё же правы, и я удовлетворю вашу просьбу.
У меня от счастья, только что свершившегося, загорелись уши, и я, постоянно кланяясь и извиняясь, попятился к двери.
— Сергей Петрович, голубчик, куда же вы так спешите, — устало глядя в мою сторону, заметил главный, — я ещё не закончил с вами. Итак, вы собираетесь отдохнуть на Чёрном море. Это прекрасно! А скажите, голубчик, каким видом транспорта вы собираетесь туда добираться, самолётом или поездом?
«Какие-то странные вопросы у моего шефа, — стараясь не нервничать, с тревогой подумал я. — К чему это он клонит?» — Евгений Иванович, с вашего позволения, я полечу в Сочи на самолёте. У меня -то особая страсть к Аэрофлоту. Знаете, я что-то не особенно люблю длительные и утомительные переезды, после которых в душе остаётся лишь только соль и ужасная усталость.
— Не скажите, не скажите, Сергей Петрович, — засмеялся шеф, — а мне как раз-то и по душе долгая дорога и хорошие собеседники в пути. Ну, это, конечно, ваше личное дело, как добираться до места вашего законного отдыха, но я неспроста задал вам этот вопрос.
«Господи, — мысленно застонал я, — да что это ещё задумал он на мою бедную головушку».
Главный подошёл к окну и открыл форточку.
— Вы напрасно, Сергей Петрович, выбрали этот вид транспорта, — глядя на меня в упор, спокойно заметил главный редактор. — В ближайшие пять суток совершенно не ожидается улучшение погоды. А самолёты — это такой капризный вид транспорта, который требует к себе идеальных погодных условий.

 

— Евгений Иванович, это меня совершенно не пугает, да и современные самолёты теперь могут летать в самых сложных метеоусловиях, — гордо взглянув на своего начальника, отрапортовал я.
— Да знаю я, знаю, Сергей Петрович, но всё же иногда приходится по двое-трое суток просиживать в аэропорту, чтобы осуществить свою мечту очутиться именно там, где вы и планировали быть через два-три часа. Ладно, короче говоря, чтобы вы не теряли зря времени на вашем курорте и в аэропортах нашего города и города Сочи, я поручаю вам собрать необходимый материал о нашей славной гражданской авиации. Вы должны меня понять, Сергей Петрович, многие авиационные предприятия нашего города, в том числе и аэропорт, размещают в нашей газете свою рекламу, что само по себе является немаловажной статьёй дохода для нашей газеты. Ну, а если мы в самое ближайшее время разместим в нашей газете статейку, прославляющую наш гражданский флот, то газета в этом случае только выиграет, как материально, так и в отношении читательского спроса. Вам всё теперь ясно?
У меня сразу же как-то противно заныло «под ложечкой» и, нацепив на своё лицо благообразную маску, я быстро отреагировал на слова моего шефа:
— Евгений Иванович, вы совершенно правы, эта статья, несомненно, поднимет престиж нашей газеты в глазах наших читателей. Но, видите ли, я не журналист и никогда этим не занимался, и мне будет достаточно трудно добывать для вас именно то, что вы хотите.
— А кому сейчас легко, — засмеялся главный, хлопая меня по плечу. — Ничего, Петрович, думаю, что у вас это получится. Вы, пожалуй, у нас самый сообразительный и умный парень, вам и карты в руки. Всё, все разговоры закончены, и давайте принимайтесь за дело.
Главный захлопнул форточку, давая тем самым понять, что разговор закончен и повернулся ко мне спиной.

 

***

Весь окрылённый надеждами на счастливый отпуск, уже через два дня я ехал в такси в аэропорт. После соблюдения обычных формальностей при регистрации и досмотре багажа я бодрой походкой по трапу взошёл на борт самого надёжного, как мне тогда казалось, воздушного судна. Быстро отыскав своё место, я с некоторым трепетом в душе стал дожидаться начала взлёта. Пассажиры занимали свои места в салоне самолёта, оживлённо переговариваясь между собой. Надо сказать, что в такие минуты предстартового ожидания человеку свойственно переоценивать свою жизнь и вспоминать всё то плохое и гадкое, которое он совершил за свою бестолковую жизнь. Конечно же, и я не был лишён этой слабости, с утроенным вниманием перебирая в памяти отдельные эпизоды своей жизни. Достав из кармана небольшую пластиковую фляжку с коньяком, я быстро жадными глотками осушил её. По телу сразу же разлилась приятная горячая волна блаженства и неги, что позволило мне избавиться от назойливых дурных мыслей.
В нашем салоне работали две стюардессы миловидной наружности в красивой униформе и с блистающей улыбкой на лицах. Я осторожно нажал на кнопку вызова стюардессы, желая выпить чашечку горячего кофе после приличной дозы коньяка. Через минуту к моему креслу приблизилась девушка с подносом в руках и, чарующе улыбаясь, осведомилась:
— Я вас внимательно слушаю, уважаемый пассажир, что желаете: минеральную воду, холодный чай, леденцы, шоколад, печенье?
Почти заплетающимся языком и с восхищением глядя на стюардессу, я потребовал:
— Так, девонька, вы мне не предлагайте всякой ерунды, а порадуйте-ка лучше мою душеньку чашечкой горячего бразильского кофе. Знаете, что-то в горле совсем пересохло от спёртого воздуха в салоне. И потом я что-то не пойму, откуда столько народу в самолёте, неужели именно сегодня, в рабочий день, всем обязательно надо куда-то лететь, — доставая сигареты, возмутился я.
Стюардесса, нисколько не смутившись моим заявлением и продолжая чарующе улыбаться, спокойно ответила:
— Уважаемый пассажир, к сожалению, мы не располагаем горячим кофе, да и спиртного, кстати, мы на борту тоже не держим. Если вы хотите того и другого, то вам следовало бы взять билетик на иностранный борт, где этого добра всегда хватало. Это первое, уважаемый пассажир, а второе заключается в том, что в нашем самолёте летит делегация на авиационный салон в Сочи, где будут представлены лучшие образцы авиационной техники как наших фирм, так и иностранных. Ну, а с делегацией летит достаточно большой контингент журналистов, которые, кстати, и создают такой некомфортный шум в салоне самолёта. И, наконец, третье, уважаемый пассажир, сразу же хочу вас огорчить, сообщив вам, что у нас не курят, и форточек в салоне самолёта нет! Ну, так что, будете пить освежающие напитки или нет? — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, поинтересовалась стюардесса.
— Нет уж, милая, пейте вы сами эти ваши воды, а я уж как-нибудь дождусь окончания полёта, — быстро ответил я, отворачивая лицо от стюардессы.

 

Стюардесса, нервно передёрнув плечами, с подносом в руках направилась к соседнему креслу. После короткого разбега самолёт быстро набрал высоту и занял свой эшелон на многочисленных воздушных трассах нашей страны. Должен сказать, что я не любитель совершать воздушные перелёты куда-либо, но на этот раз так сложились обстоятельства, что иначе я поступить уже не мог.
В салоне самолёта вновь появилась стюардесса и через СГУ радостно сообщила:
— Уважаемые пассажиры, наш полёт проходит на высоте десять тысяч метров со скоростью 850 километров в час. Температура воздуха за бортом минус сорок градусов. Ожидаемое время прилёта в город Сочи двенадцать часов московского времени. Командир корабля Семитов Василий Игнатьевич. Экипаж самолёта желает вам счастливого полёта и мягкой посадки.
«Интересно, — нервно подумал я, — по всему выходит, что возможна и жёсткая посадка. Этого мне ещё не хватало».
Между тем, пассажирский лайнер уже полтора часа продолжал свой полёт, с каждой минутой приближая меня к заветной цели. Армянский коньяк всё же оказал своё положительное действие на мой организм, погрузив меня в приятную дрёму, сквозь которую я вдруг с некоторым беспокойством стал замечать, что нашу воздушную посудину начинает изрядно потряхивать. Быстро открыв глаза, к своему удивлению, я заметил, что за окнами самолёта совершенно темно, а по салону в быстром темпе передвигаются члены экипажа, о чём-то озабоченно перешёптываясь.
«Ну вот, а мне с пелёнок всё время твердили — летайте самолётами Аэрофлота», — судорожно хватаясь за подлокотники кресла, с грустью в душе подумал я.
Стюардесса схватила микрофон СГУ и, скрывая явное волнение, заговорила:
— Господа, к сожалению, наш самолёт входит в зону небольшого грозового фронта с высокой степенью турбулентности воздушных потоков и поэтому, господа, я убедительно прошу вас не вставать со своих мест и обязательно пристегнуться ремнями к вашим креслам. Самолёт идёт на снижение и уже через двадцать минут он совершит посадку.
— Чёрт бы побрал эти правила, — недовольно проворчал я, заглядывая в окно самолёта, — никогда по-человечески не дадут расслабиться в пути.
Я нажал на кнопку вызова стюардессы и вновь достал сигареты.
— Слушаю вас, уважаемый пассажир, — услышал я взволнованный голос над своим ухом, — чем я могу вам помочь.

 

Я повернулся и увидел склонённую над собой голову стюардессы.
— Пассажир, говорите быстро, у нас и без вас забот хватает, — смахивая платочком слёзы с глаз, нервно заметила стюардесса.
— Ну, во-первых, красавица, мне надо по нужде сходить, а, во-вторых, о каких таких заботах вы только что изволили говорить, — плохо скрывая волнение, скромно поинтересовался я.
— Наши проблемы не должны вас волновать, пассажир, а вот с вашим желанием посетить наш туалет придётся несколько повременить.
— Как это повременить, — насторожился я, — но я совершенно не могу терпеть более и очень прошу вас дать мне добро на визит в вышеназванное заведение.
Стюардесса смотрела на меня своими зелёными глазами, и в ней боролись два чувства: строгое соблюдение правил на борту лайнера и жалость к незадачливому пассажиру, нуждающемуся в срочной услуге Аэрофлота.
— Ну, хорошо, пассажир, я вынуждена нарушить все данные мне инструкции и пропустить вас в туалет, но я вас очень прошу это сделать достаточно быстро и незаметно для окружающих вас пассажиров, — внимательно оглядываясь по сторонам, тихо прошептала стюардесса.
Быстро зайдя в туалет и закрыв за собой пластиковую дверь, я обнаружил какое-то странное жужжание со стороны унитаза.
— Надо же, до чего дошёл прогресс, — с гордостью садясь на унитаз, резюмировал я, — наши славные авиаконструкторы даже сам унитаз механизировали. Очевидно, теперь он выполняет две функции: функцию приёма того, что уже в определённый момент не нужно организму и функцию механической зачистки соответствующего места на теле человека после выполнения им первой функции. 

 

***

Сразу же, после того как я присел на унитаз, моментально прекратилось жужжание, но в тот же момент всем своим нутром я почувствовал какую-то непреодолимую тяжесть, которая вдруг навалилась на меня, прижав к металлической чаше унитаза.
— Это ещё что за чёрт, — нервно дёргаясь всем телом, не на шутку забеспокоился я, — никак этот чёртов унитаз решил серьёзно заняться моей личностью.

 

Совершив ещё пару попыток освободить нижнюю часть своего тела от мёртвой хватки унитаза, я в неистовстве забарабанил кулаками в дверь туалета. Как ни странно, но на мой стук в дверь и на мои призывы о помощи никто не ответил. С каждой минутой я чувствовал, что какая-то неведомая сила всё сильнее и сильнее вдавливает меня в отполированное нутро металлического унитаза, не оставляя мне никаких надежд на освобождение. Наконец, дверь в туалет распахнулась, и на пороге я увидел молодого улыбающегося человека в лётной форме.
— Ну, как ваши дела, — спокойно осведомился молодой человек, вы ещё можете, не двигаясь, минут пятнадцать посидеть на месте. Простите, забыл вам представиться, вы имеете честь беседовать с бортинженером нашего славного экипажа.
От наглости задаваемых мне вопросов я весь зашёлся:
— Какого дьявола я должен сидеть на этой металлической банке, которая, как аллигатор, цепко держит меня за хорошо вам известное место? — в изнеможении закричал я. — Я требую немедленно освободить меня от объятий этого монстра или я сейчас в щепки разнесу ваш воздушный будуар.
— Вы не должны так волноваться, — спокойно отреагировал бортинженер, гладя меня рукой по голове, — сейчас я вам всё объясню.
— Да уж, сделайте милость, знаете, не каждый раз мне предоставляется такая возможность на протяжении столь длительного времени находиться в туалете.
— Видите ли, если бы не вы, то неизвестно чем бы закончился наш полёт, — бодро начал объяснять бортинженер. — Вы уже знаете, что наш лайнер попал в зону активной грозовой деятельности и высокой атмосферной турбулентности. Короче говоря, произошла разгерметизация оборудования санитарной системы самолёта. То есть, я хочу сказать, что воздух, находящийся в салоне нашего самолёта, стал стремительно вытекать через повреждённые части системы в атмосферу. На такой огромной высоте это могло привести к гибели всех людей на борту самолёта. Только благодаря вашей неожиданной помощи мы сможем теперь спокойно снизиться до безопасного для здоровья людей высоты полёта и благополучно выйти на глиссаду снижения перед посадкой.
— М-да, это просто нонсенс и какой-то кошмар, который может присниться только во сне. Иными словами, вы хотите сказать, что моя попка сыграла роль своеобразной затычки в разгерметизированной системе санитарного оборудования вашего лайнера? — искренне удивился я. — Но всё же, любезный, как долго мне ещё восседать на этом троне, — неудачно пошутил я, — да и потом, в конце-концов, я хочу есть и пить.

 

Бортинженер, понимающе кивнув головой, прокричал кому-то в салон:
— Светка, быстро приготовь клиенту что-нибудь на зубок, да, и не забудь про кофе и чего-нибудь расслабляющего, чтобы снять с человека стресс.
— Сию минутку всё будет готово, Игорь Иванович, — прокричал в ответ приятный женский голос. Как обслужить клиента — по первому классу или как иностранца?
— Хватит болтать, — прокричал в дверь бортинженер, — не мне тебя учить, как поступать в таких ситуациях. Тащи всё, что у нас припрятано на время «Ч».
Между тем, сидя на унитазе, я с ужасающей для себя отчётливостью стал понимать, что это вынужденное столь долгое сидение на унитазе не пройдёт для моего организма бесследно. Давно залеченный мой геморрой вновь с новой силой заявил о своём существовании.
— Проклятье, — в отчаянной ярости прорычал я, — да когда же вы снимите меня с этого пьедестала. Я больше не могу терпеть, сволочи!
Бортинженер моментально исчез, а на его месте нарисовалась фигура моей стюардессы с большим подносом в руках. Сделав мне низкий книксен, девушка любезно предложила:
— Уважаемый пассажир, хочу предложить вам скромный обед, который, несомненно, поднимет вам настроение.
Я с ненавистью взглянул на поднос в руках девушки и обомлел. На подносе покоилась жареная курица с каким-то фантастическим гарниром. Рядом с тарелкой стояла большая чашка с ароматным кофе, а несколько в стороне — фужер с напитком тёмного цвета.
— Я полагаю, что этот восхитительный коньяк непременно снимет с вас тот стресс, который вы испытали за время посещения нашего туалета.
«Ладно, — подумал я, — раз такое дело, то надо воспользоваться случаем оторваться по полной».
Схватив с подноса фужер, я в два глотка осушил его, а затем, не спеша, принялся за курицу.
— Скажите, любезная, — примирительно начал я, — значит, на вашем борту всегда можно найти то, что нам простым смертным только снится.
Немного покраснев и выждав небольшую паузу, девушка ответила:

 

— К сожалению, мы не можем наш борт превратить в ресторан, да и потом подвыпившие люди не всегда адекватно реагируют на окружающую их действительность. Вот только поэтому мы и вынуждены вас потчевать чем-то нейтральным и недорогим, чтобы обеспечить всем благополучный полёт.
— Так, ясно, миленькая, вновь заговорил я заплетающимся языком, — ну, и что у нас дальше по программе.
— Простите, как вас по отчеству, — поинтересовалась стюардесса, — а то мне как-то неловко тыкать вам.
— Сергей Петрович, — быстро нашёлся я, широко улыбаясь, — можете меня просто величать Петровичем.
— Очень хорошо, Сергей Петрович, значит, вы у нас теперь герой, которому удалось в необычной для него обстановке спасти жизнь нескольким десяткам человек. Экипаж нашего лайнера от всего сердца благодарит вас за такую бескорыстную помощь в спасении лайнера и его обитателей от неминуемой катастрофы. Командир корабля — пилот первого класса предлагает провести пресс-конференцию по прибытии нашего лайнера в город Сочи.
Я весь зарделся от гордости того, что моя персона вновь стала достоянием общественности и прессы.
— Да ладно, чего уж там, я всегда готов послужить святому делу спасения самолётов Аэрофлота и их обитателей от всякого рода неприятностей, — широко улыбаясь и подмигивая стюардессе, ответил я.
— Сергей Петрович, на нашем борту присутствуют представители прессы, которые хотели бы задать вам несколько вопросов, — с чувством глубокого облегчения произнесла стюардесса, одёргивая на себе униформу.
Чарующе вкусный обед и крепчайший коньяк произвели на меня неизгладимое впечатление, от которого я впал в какое-то блаженное коматозное состояние, совершенно не замечая, что сижу полураздетый на унитазе, а меня, толкая друг друга, фотографируют журналисты. От двойной дозы выдержанного коньяка я совершенно не помнил, как закончился тот злополучный и в какой-то степени легендарный для меня рейс. Очнулся я уже в сочинской гостинице в своём скромном номере на двоих. Голова гудела как растревоженный улей, настроение и вовсе было на нуле. Медленно поднявшись с кровати, я еле доплёлся до столика, где покоился графин с водой.

 

— Господи, да какого рожна меня понесло в этот самолёт, — мысленно возмущался я. — Сидел бы сейчас в уютном купе скорого поезда и в ус не дул, а вот теперь надо думать, каким же образом мне сразу же убить двух зайцев: вновь попытаться залечить мой геморрой и в полной мере насладиться всеми прелестями черноморского курорта. Не спеша осушив почти весь графин с водой, я забылся тяжёлым сном.

 

***

К моему удивлению, погода в Сочи в это время года, как ни странно, порадовала меня своим ласковым солнышком и достаточно тёплым морем. На лечение моего застарелого геморроя и на поездки на различного рода мероприятия у меня ушли практически все деньги. Возвращаться в свой город мне уже пришлось в обычном почтовом поезде, да и в плацкартном вагоне. 

В редакцию газеты я уже вернулся в приподнятом настроении, помятуя те недавние события, которые произошли со мной в заоблачных далях. Небрежно ногой толкнув дверь в кабинет главного редактора, я твёрдой походкой приблизился к столу своего шефа.
— Доброе утро, Евгений Иванович, как поживаете, как ваше здоровье, — начал я разговор с обычного своего приветствия.
Главный сидел за своим рабочим столом и читал газету, совершенно не обращая на меня никакого внимания. Я деликатно выждал паузу, несколько раз галантно кашлянув, и вновь подал голос:
— Евгений Иванович, а это я, и у меня для вас приготовлен интересный материал по нашему славному Аэрофлоту. Наконец, главный оторвал свои глаза от газеты, окинув меня тяжёлым ненавидящим взглядом.
«Так, — резюмировал я, — у шефа опять дурное настроение. Придётся подъехать к нему с другого бока». — Евгений Иванович, мне что-то в последнее время на удивление везёт, — бодро начал я. — Представляете, я летел в самолёте вместе с делегацией на международный авиационный салон. Я считаю, что это большая удача для нас.
— Да уж, представляю себе, как вам повезло, — угрюмо ответил главный, вновь обратившись к газете.
— Странно, о чём это он толкует, — весь насторожился я, — да и откуда ему знать, как мне повезло и в чём?
Главный отбросил в сторону газету, вперив в меня испепеляющий взгляд.

 

— А вот теперь скажите мне, уважаемый Сергей Петрович, — грозно начал главный редактор, — что это вы там вытворяли на борту пассажирского самолёта и что поведали журналистам?
«Господи, — с ужасом подумал я, — неужели он ясновидец или экстрасенс, если так свободно читает мои мысли?»
Осторожно заглядывая в глаза моего начальника, я сбивчиво залепетал:
— Евгений Иванович, вот как перед Богом клянусь вам, что ничего такого не было, просто я совершенно случайно помог экипажу самолёта спасти их лайнер от неминуемой гибели.
— Что вы там бормочете, какая ваша помощь, — в негодовании закричал шеф. — Не надо из меня делать полного идиота, я прекрасно разбираюсь в авиационной технике и знаю, что экипаж всегда может своими силами легко справиться с любым дефектом, возникшим на борту самолёта. О ваших выкрутасах на борту российского лайнера уже пишет вся мировая пресса. Вот, полюбуйтесь!
Главный швырнул мне несколько экземпляров газет. Я наугад взял одну из газет и увидел себя, сидящим во всей красе на унитазе рядом с чарующе улыбающейся стюардессой. Фотография была озаглавлена цитатой: «Русский парень на страже российского гражданского флота!».
С ненавистью швырнув газету обратно на стол главному, я начал слабо защищаться:
— Евгений Иванович, всё было совершено не так, ну, почти не так, — тихо заговорил я. — Вы же прекрасно знаете эту жёлтую прессу, они всегда из мухи сделают слона.
— Какие, к чёрту, мухи и слоны, — весь напрягся шеф, — вы посмотрите только, какие влиятельные газеты описывают вашу самодеятельность на борту российского лайнера. Вот, хотя бы это!
Главный схватил со стола одну из газет и начал трясти ею перед моим носом.

 

— Вот, послушайте, что вы заявили корреспондентам, сидя на этой импровизированной трибуне-унитазе: «…Господа, у меня давно уже сложилось определённое мнение о российском гражданском воздушном флоте. Должен сказать, что некоторые летательные аппараты уже давно выработали свой ресурс, но их до сих пор продолжают использовать как на внутренних, так и на международных авиалиниях, что в конечном итоге может привести к нежелательным эксцессам в воздухе и даже к катастрофам. И вообще, только нужда заставляет меня летать на этих уже давно устаревших тарахтелках. Только счастливое стечение обстоятельств позволило нашему лайнеру выйти победителем из этого крайне тяжёлого положения. Господа, опережая ваши вопросы, хочу сделать заявление о чрезвычайно опасном способе передвижения воздушным путём и именно на российских самолётах».
— Ну, что вы на это скажете, — радостно потирая ладони рук, язвительно проговорил главный. — Это же кто вам позволил охаивать родной воздушный флот страны. Да как вы посмели своей задницей раздавить всё то доброе и сокровенное, что я по крупицам собирал для успешного и достойного существования нашей газеты. Да вы хоть понимаете, что после такой антирекламы ни одна из авиационных фирм не захочет с нами общаться. Кроме всего прочего, вы ещё и ославили нашу газету, представившись корреспондентам, кто вы и где работаете.
Главный редактор тяжело опустился за свой рабочий стол и уже совсем другим тоном проговорил:
— Так, Сергей Петрович, мне уже давно надоели ваши выходки, и с этого дня я больше не нуждаюсь в ваших услугах. Пропуск оставьте на проходной, а за расчётом подойдите в конце месяца. Всего хорошего!
Я, как в тумане, на ватных ногах вышел на улицу и, поёживаясь от злого северного ветра, с горечью в душе подумал:
«Вот, сволочь, и чем это ему не понравилась моя командировка. А наш гражданский воздушный флот всё равно самый надёжный в мире! Но, если быть до конца честным, то ещё в дремучем детстве моя матушка часто твердила мне: «Не плюй в колодец — пригодится воды напиться». Господи, какой же я всё-таки болван…

Я сижу в своём кабинете и перебираю старые, уже немного пожелтевшие фотографии моих родителей, бабушки и деда. Не могу спокойно смотреть на эти дорогие моему сердцу лица, и зачастую скупые слёзы падают на страницы сильно обветшалого альбома. С высоты своих пятидесяти лет я отчётливо осознаю и понимаю теперь те титанические усилия со стороны моей бабушки Агафьи Петровны, пожелавшей из меня сделать второго Паганини. Как часто мы из-за собственных амбиций переносим бремя своих невостребованных планов и возможностей на плечи наших детей и внуков, желая во что бы то ни стало воплотить когда-то нами задуманное в поступки и профессии наших потомков.

Моя бабушка много лет назад окончила музыкальную консерваторию по классу скрипки и души не чаяла в этом, в общем-то, прекрасном инструменте. Но занять свою достаточно приличную нишу в этом сложном мире она так и не сумела из-за своей исключительной скромности и доброты ко всем людям. Конечно, это сильно тревожило мою бабушку, поскольку год от года она продолжала играть на своей скрипке в театре музыкальной комедии нашего города. Агафья Петровна действительно замечательно играла на этом инструменте, мечтая поступить в филармонию города Москвы. После неоднократных попыток хоть как-то добиться своего признания на более высоком уровне, старушка наконец решила больше не испытывать свою судьбу, а вполне достойно уйти на пенсию в прежнем своём качестве – первой скрипки в театре музыкальной комедии.

В те далёкие годы мне – семилетнему мальчишке? было чрезвычайно жаль Агафью Петровну, которая всеми силами души старалась привить мне любовь к чарующим звукам скрипки. Но в то время я просто не смел перечить таким дорогим моему сердцу авторитетам, которые, как мне тогда казалось, желали мне только добра, хотя где-то в глубине своей души я уже подсознательно знал, что скрипка – это не моё призвание.

На скрипичные занятия бабушка водила меня к своему старому приятелю и другу по консерватории, который, с моей точки зрения, занимался со мной чем угодно, но только не музыкой, что в конечном итоге и определило мою окончательную неприязнь к скрипке. Звали маэстро Робертом Яновичем. Этот высокий и удивительно худой старик обладал сварливым характером. Каждый раз, встречая меня на пороге своего дома, он вначале прочитывал мне целую лекцию о превратностях человеческой судьбы, о тех катаклизмах и жутких изменениях, которые в любой момент могут обрушиться на мою голову, если я не стану успешно заниматься музыкой. Но всё же я находил для себя время и силы заниматься действительно любимым своим делом. Втайне от бабушки я исправно посещал ещё и детскую футбольную школу, где сразу же зарекомендовал себя как прилежный, подающий большие надежды ученик.

Одно время Агафья Петровна сопровождала меня до жилища Роберта Яновича, но со временем из-за постоянного недомогания она разрешила мне самому добираться до моего маэстро, который, кстати, жил не так уж и далеко от нашего дома. И вот сегодня Роберт Янович встретил меня своим постоянным ворчанием:

- Ну, что, молодой человек, что вы сегодня намерены мне показать, - снимая с носа очки-пенсне и пристально вглядываясь в моё лицо, изрекает вкрадчивым голосом старик. – Вы не думайте, Андрюша, что жизнь так проста, как вам это кажется. Она чрезвычайно трудна и тяжела, и её путь вовсе не усыпан розами. И чтобы хоть чего-то добиться в ней, мало одного простого желания, а нужен повседневный кропотливый труд и самоотречение от всего постороннего, что может отвлечь вас от достижения желанной цели.

Обычно я покорно склоняю голову и спокойно раскладываю ноты на пюпитре, не забывая периодически в знак одобрения кивать своему учителю головой.

Роберт Янович устало садится в старинное кресло напротив меня и запускает на столе метроном.

- Я надеюсь, молодой человек, что вы меня сегодня порадуете чем-то особенным, - поправляя мне скрипку, тихо шепчет старик. - Итак, сударь, что вы на сегодня выучили, - перелистывая толстый сборник сонат Моцарта и поворачивая голову в мою сторону, интересуется маэстро.

- Пожалуй, Роберт Янович, я сыграю вам вот эту сонату на странице тридцать пятой, - склоняя голову над нотами, быстро отвечаю я. – Вы знаете, эту сонату мне часто дома играет Агафья Петровна и поэтому она как-то особенно мне близка как по духу, так и по содержанию.

- Ну, что же, Андрей, но учти только одно, что сегодня ты должен учесть свои прежние ошибки при исполнении этого произведения, и особенно тщательно следи за пальцами, которые зачастую не слушаются тебя.

Благодарно взглянув на своего учителя, я начинаю играть, столь полюбившуюся мной сонату Моцарта. К моему удивлению, на этот раз мне, несомненно, сопутствует удача, поскольку, изредка бросая взгляды на Роберта Яновича, я замечаю на его впалых щеках слёзы, а на губах какое-то подобие улыбки. Наконец, исполнив заключительные аккорды сонаты, я медленно опускаю смычок и вопросительно смотрю на маэстро.

- Ну, что же, молодой человек, вижу, что я не напрасно потратил на вас семь лет своей жизни, и теперь с полной уверенностью могу сказать, что вы вполне готовы уже сейчас предстать перед приёмной комиссией консерватории. Я надеюсь, Андрей, что ты продолжишь дело своей замечательной бабушки и уже через непродолжительный срок вполне профессионально займёшься музыкой. И вообще, сынок, в музыке, и особенно в классической музыке ты найдёшь для себя всё, что только пожелаешь. Это такой кладезь чувств, радости, переживаний, торжества, что даже и мне трудно оценить все те качества, которые ты приобретёшь для своей души, серьёзно занимаясь музыкальным творчеством.

Я спокойно слушаю своего учителя, и в моей душе постепенно разгорается огонёк противоречия. Честно говоря, я уже давно хочу серьёзно поговорить со своим наставником и объяснить ему, что профессионально заниматься музыкой я всё равно не смогу. До последнего дня я всё откладываю этот непростой для меня разговор, жалея этого фанатично преданного скрипке старика, но всё же именно сегодня я решаюсь высказать ему всё.

- Роберт Янович, учитель, я бесконечно благодарен вам за ту кропотливую работу, которую вы провели со мной, но всё же продолжить, как вы говорите, святое дело Агафьи Петровны я не смогу.

- Погодите, Андрей, что за ерунду вы только что изволили мне сказать, – надевая на нос пенсне, изумлённо восклицает маэстро. – По всей видимости, молодой человек, вы сегодня не совсем здоровы и поэтому несёте всякую чушь.

- Роберт Янович, успокойтесь, - уже начинаю волноваться я, - здоровье у меня отменное, а вот со скрипкой мне придётся однозначно расстаться. Видите ли, Роберт Янович, уже на протяжении нескольких лет я посещаю футбольную школу и своё будущее я вижу только в футболе.

- Как в футболе, в каком футболе? – вскидывая на меня испуганные глаза, шепчет мне старик. – Иными словами, Андрей, ты теперь хочешь отдавать предпочтение своим ногам, а не рукам. Но ведь, молодой человек, сколько бы вы не сучили своими ножками, то всё равно не сможете извлечь ни одного чарующего звука из вашего футбольного мяча. Да и потом не забывайте, что Агафья Петровна не перенесёт такого удара.

Я прекрасно понимаю, что наш разговор уже давно переходит в эмоциональную стадию, которую я стараюсь быстро завершить обнадёживающими старика заявлениями:

- Учитель, мне бесконечно жаль, что всё так сложилось, но я уже не вижу другого пути. Футбол – это моя стихия, моя жизнь, если хотите – моя музыка, и бросить его ради здоровья дорогого мне человека не хочу и не собираюсь. Конечно, время от времени я буду брать скрипку в руки, но только как любитель.

С тех пор прошло уже много лет. Моя голубая мечта детства сбылась – я стал профессиональным футболистом. За тридцать лет моей спортивной деятельности уже многое изменилось в моей судьбе и в судьбе моих родных. За чередой бесконечных футбольных турниров и чемпионатов я совершенно потерял связь со своим родным городом, со своим домом и дорогими мне людьми. И теперь, сидя в своём просторном кабинете в качестве главного тренера сборной Туниса, я с какой-то ностальгической тоской вглядываюсь в старые фотографии, с которых на меня смотрят дорогие моему сердцу люди. Уже третий год я занимаюсь национальной сборной Туниса по футболу и хочу сказать, что эти молодые темнокожие парни подают неплохие надежды. На двух международных турнирах тунисцы уже второй год подряд занимают почётное первое место. Это меня, конечно, радует, но всё равно какой-то внутренний голос постоянно подсказывает мне, что пора возвращаться в Россию к родному гнезду.

Я набираю номер моего помощника по тренерской работе и звоню:

- Игорь Иванович, - дружелюбно начинаю я, - зайдите ко мне, надо обсудить некоторые вопросы.

В телефонной трубке я слышу ответный бодрый голос моего молодого помощника:

- Андрей Викторович, сию минуту буду. Что-то случилось или это текущие дела?

- Вот именно, Игорь, случилось и именно со мной, - быстро отвечаю я и кладу трубку.

И действительно через одну минуту на пороге моего кабинета появляется Игорь с испуганным выражением на лице.

- Что случилось Андрей Викторович, - наливая в стакан охлаждённую минералку, восклицает Игорь. – Вот, попейте холодной минералочки, а то от этой африканской жары можно просто с ума сойти. Кстати, сегодня синоптики обещают до +45 градусов в тени, представляете себе.

Я смотрю на этого молодого парня полного оптимизма в отношении к жизни, да и ко всему тому, что повседневно окружает его, и мучительно стараюсь понять это новое поколение людей, которое уже живёт другими идеалами, другими ценностями и понятиями. Что для них теперь Родина, национальная идея, патриотизм и другие, исключительно важные атрибуты национальной гордости, которые когда-то очень давно полностью владели моим сознанием. Я пристально вглядываюсь в глаза Игоря и не нахожу в них ничего, что могло бы поколебать давно мучавшие меня сомнения.

- Да нет, Игорь, всё в порядке, - спешу успокоить я своего помощника, - какие там у нас планы на сентябрь, есть что-нибудь существенное или нет.

- Андрей Викторович, - быстро отвечает Игорь, - в сентябре у нас намечен турнир с командами трёх африканских государств, но я полагаю, что эти команды нам вовсе не соперники, и мы легко возьмём кубок.

- Ну вот и хорошо, Игорь Иванович, мне необходимо по своим делам ненадолго слетать в Россию и решить некоторые личные проблемы, а вас я на это время назначаю главным тренером сборной Туниса.

Игорь вскочил со своего кресла и замахал на меня руками.

- Да вы что, Андрей Викторович, я определённо не справлюсь. Кроме всего прочего я не владею английским в той степени, чтобы свободно общаться с этими темнокожими ребятами.

«Я так и думал, - мысленно резюмирую я, с некоторым пренебрежением поглядывая на парня. – Вот она настоящая сущность современных молодых людей, которые геройствуют только за спинами старшего поколения».

- Ладно, Игорь, не дёргайся, - жёстко глядя в глаза парню, спокойно начинаю говорить я. – Ничего страшного не случится, у тебя уже достаточно большой опыт в этой работе, и ты, несомненно, сможешь заменить меня на это время. Да и потом я к тебе приставлю прекрасного переводчика, который будет быстро помогать тебе решать все технические проблемы с командой во время турнира. Всё, Игорь, и на этом закончим наш разговор. Я уже всё решил и не собираюсь менять своего мнения.

Через три дня я уже сидел на борту комфортабельного Боинга, в полудрёме созерцая проплывающие мимо самолёта ослепительно белые горы облаков. Волна воспоминаний с новой силой захлестнула меня, заставив на какое-то время позабыть о реальном времени и о моём полёте. Перед моими глазами проплывали видения детских лет, те особенные моменты восприятия мира детскими глазами, на которые я сейчас смотрел уже совершенно другими глазами. Я вспоминал своих родителей, которые по злому року судьбы стали жертвами автомобильной катастрофы, когда мне только исполнилось три года. Всю заботу обо мне взяли на себя мои бабушка и дедушка. Я ностальгировал по России, по своему небольшому городку, по своему дому, где прошло моё детство.

Совершенно незаметно для меня пролетело полётное время и, быстро завершив необходимые аэрофлотовские формальности в аэропорту «Домодедово», я уже пулей летел на Курский вокзал Москвы, чтобы успеть как можно скорее сесть на один из первых поездов до родного города.

Мой город встретил меня прохладной погодой и моросящим противным дождём.

«Да, господа, это вам не Рио-де-Жанейро, - мысленно заключаю я, садясь в привокзальное такси».

Дорога до старого дома заняла всего пятнадцать минут, и, быстро расплатившись с таксистом, я уже почти бегом поднимался на свой этаж. Дверь в квартиру мне долго никто не открывал, но где-то минут через пять постоянных звонков, я услышал за входной дверью осторожные шаркающие шаги и глухой сердитый голос:

- Кого там чёрт принёс, что нужно?

Совершенно обескураженный таким «тёплым» приёмом, я всё же нахожу в себе силы спокойно ответить:

- Простите, это вы, Андрей Яковлевич? Вы извините меня, что так поздно беспокою вас. Вот только что прибыл с вокзала, и очень хочу обнять вас. Это я – Андрей Викторович – ваш внук.

За дверью сразу же воцарилось какое-то странное молчание, но уже через минуту дверь распахнулась, и на пороге я увидел совершенно седого и сгорбленного своего деда, который трясущимися руками всё пытался приладить на своём носу роговые очки.

- Андрюша, неужели это ты, - прохрипел дед, падая мне на руки. – Да, что же это мы стоим на пороге, - засуетился дед, приглашая меня войти в дом. – Господи, внучок, какими судьбами ты вновь в нашем городе и надолго ли?

- Да вот, думаю пожить у вас недельки две, если не прогоните, а там опять с головой окунусь в свои дела. Да, кстати, Андрей Яковлевич, где бабушка, почему её нет дома?

У деда на глаза навернулись слёзы, и, тяжело опустившись на стул, он тихо проговорил:

- Эх, внучок ты наш дорогой, нет больше твоей любимой Агафьи Петровны. Бог прибрал её к себе. Прожив девяносто шесть лет и постоянно думая и вспоминая о тебе, твоя бабушка тихо отошла в иной мир. А вот я ещё живу и не знаю, когда придёт мой час. Что же ты, Андрюша, нам не писал и не звонил, мы все здесь извелись, вспоминая и молясь за тебя.

Я смотрю на своего деда – такого старого и немощного человечка, и меня постепенно начинают душить слёзы от сознания того, что своим безответственным поведением я отравил жизнь этим добрейшим существам.

- Дедушка, дорогой ты мой, если можешь, то прости меня подлеца, что за бесконечной чередой своих дел я совершено оставил вас без внимания и заботы.

- Да ладно тебе, внучок, дело прошлое, - шаркая босыми ногами по полу, тихо шепчет старик. Как-никак, но мы всё же встретились с тобой, а это главное. Стало быть, помирать мне теперь совсем не страшно, потому как знаю и вижу, что наш внук жив, здоров и при деле.

- Да, совсем было забыл, Андрей Яковлевич, - быстро отвечаю я, – там, в большом пакете, я вам кое-что привёз. Думаю, что вам это пригодится в жизни.

- Спасибо, дорогой, да мне теперь вовсе ничего и не надо. Вот посмотрел на тебя, и душа моя теперь на месте, - смахивая рукой слезу с глаз, тихо отвечает дед.

- Андрей Яковлевич, а где вы похоронили Агафью Петровну, я завтра же собираюсь сходить на её могилку.

- Так это известно где – на большом кладбище, что на окраине города. Зайдёшь в кладбищенскую контору, и мужики тебя проводят к ней. Сам я уже не могу, внучок, долго и много ходить, суставы проклятые, жуть как болят. А ты ещё относительно молодой и непременно осуществишь тобой задуманное.

- Дедушка, мне очень стыдно, но я бы хотел спросить вас ещё об одной вещи.

- Говори, не стесняйся, Андрюша, что тебя ещё тревожит?

- Не сохранилась ли случайно у вас моя скрипка или всё же её уже давно нет?

- Андрюша, да как ты мог подумать, - искренне удивился старик, сильно закашлявшись. – Эта скрипка была главной реликвией твоей бабушки, которую она хранила и берегла как зеницу ока.

Старик прошаркал в другую комнату и тут же вернулся, держа в руках футляр со скрипкой.

- Ну, теперь эта реликвия, наконец, обрела своего хозяина. Забирай её, и играй себе на здоровье.

Я осторожно открываю футляр и извлекаю на свет скрипку. Надо отдать должное моей драгоценной бабушке, которая на протяжении столь долгих лет сумела сохранить в отличном состоянии скрипку. Взяв в руки изрядно наканифоленный смычок, я нежно трогаю им струны. Скрипка, как живая душа, мгновенно отзывается на это моё прикосновение, ласкающим душу аккордом.

На следующий день, рано утром я уже трясусь в старом трамвае, везущем меня к большому городскому кладбищу. С помощью кладбищенских мужиков я без особого труда нахожу могилку бабушки, уже изрядно заросшую травой и крапивой. Мужики не спешат уходить от могилы, искоса поглядывая на меня и о чём-то тихо перешёптываясь. Конечно, мне не надо долго объяснять, что могила находится в ужасном состоянии и необходимо в самом срочном порядке придать ей вполне цивилизованный вид. Я пристально вглядываюсь в лица слегка подвыпивших мужиков и интуитивно вычисляю главного из них.

- Послушайте, любезный, – осторожно заговариваю я с ним, - а нельзя ли что-нибудь сделать с этим, для меня святым, местом?

Пожилой мужик, постоянно сплёвывая на землю и ожесточённо почёсываясь, моментально подскакивает ко мне.

- Ну, дык, это мы завсегда из, простите, чего-то, можем сделать конфетку и в самые сжатые сроки. Я вижу, что вы человек интеллигентный и при деньгах, так что с нашей стороны никакой задержки не будет.

- Ясно, - с пониманием дела быстро отвечаю я. – Ну и сколько же вы хотите за свою работу?

- Так это, уважаемый господин, будет зависеть от количества услуг, которые мы вам незамедлительно окажем.

- Значит так, - многозначительно начинаю я, - в сферу ваших немедленных услуг будет входить: приличная скамейка и столик, низенькая металлическая оградка, красивая раковина с крестом и, конечно, цветы.

- Так это мы сию минуту сварганим, господин, - обрадовался мужик, поворачивая голову в сторону своих напарников. – Ну, цены вы, конечно, знаете на некоторые ритуальные услуги, но мы для хорошего человека завсегда всё сделаем быстро и красиво.

- Понятно, - спокойно отвечаю я, доставая из кармана кошелёк. – А всё-таки, как быстро вы всё это сможете осуществить? - продолжаю настаивать я. - Видите ли, я скоро улетаю и желательно, чтобы вы это дело ускорили и как можно скорее.

- Дык, уважаемый, нет никаких проблем, вы платите, а мы делаем. Вы пока покрутитесь где-нибудь часика три, а потом приходите обратно и, как говорится, товар будет налицо.

- Да неужели вы за три часа сумеете всё это сотворить?

Мужик, уже в который раз небрежно сплюнув на землю, широко улыбнулся и, не спеша, ответил:

- Мы всегда уважаем понятливых и порядочных клиентов.

- Ну, хорошо, приятель, - недоверчиво глядя на подвыпившего мужика, отвечаю я и кладу на его широкую ладонь приличную пачку денег. – Это задаток, мужики, остальное получите через три часа, когда я полюбуюсь на плоды вашей работы.

Мужик, жадно схватив деньги, почти мгновенно растворяется со своими помощниками в глубине кладбища.

«Так, - мысленно соображаю я, - куда бы мне направить свои стопы, пока эти дУхи будут приводить в порядок могилу».

Из-за туч выглядывает солнышко, освещая всё вокруг яркими ещё достаточно тёплыми лучами. Я поднимаю с земли несколько красивых жёлтых и красных кленовых листьев и кладу их себе в дипломат. Подъезжая на трамвае к кладбищу, я заметил за квартал до него православный храм и спешу теперь посетить его. В храме идёт служба. Весь храм пропитан атмосферой какой-то тайны и духовного умиротворения. Я ставлю свечи к образам и истово молюсь за упокой души моих родителей и бабушки. За молитвами незаметно пролетает время, и я вновь спешу к могиле дорогого мне человечка. К своему удивлению, я нахожу могилу в невероятном преображении. Всё то, что ещё совсем недавно подвергалось моему сомнению, было выполнено точно и с великолепным качеством.

«Да, вот что значит теперь материальный стимул» - мысленно резюмирую я, расплачиваясь с бригадиром кладбищенских мужиков.

Бригадир, получив обещанные деньги, всё ещё чего-то медлит, топчась на месте.

- Ну что ещё, любезный? - уже начинаю нервничать я. – Кажется, я с лихвой оценил ваш титанический труд и ко мне, я надеюсь, нет претензий.

- Хозяин, надо бы добавить, - неуверенно начинает говорить бригадир. – Мужики старались, из кожи вон лезли. Накинь маленько, что ли.

Я уже в сердцах выхватываю из кармана кошелёк, туго набитый валютой, и швыряю его бригадиру.

- Берите, мужики, и запомните только одно, что ни хлебом единым сыт человек. А теперь я вас попрошу оставить меня одного, спасибо за труд.

Кладбищенские мужики быстро исчезают, а я, присев на только что сотворённую ими скамейку, достаю из футляра мою скрипку и начинаю играть когда-то так полюбившуюся моей бабушкой сонату Моцарта. Продолжая с упоением играть сонату, я совершенно не замечаю, что погода быстро портится, и уже крупные капли осеннего дождя падают на мою уже начинающую седеть голову и на лицо, перемешиваясь со слезами, обильно струящимися из моих глаз.

- Господи, тихо шепчу я в холодное кладбищенское пространство, - дай мне силы понять своё предназначенье в этой непростой и жестокой мирской жизни…