Альберт Давидян

Зависть 

Она словно солнышко вся сияла от счастья. Рядом с ней был мужчина, который её любит, и это вселяло уверенности и придавало сил. На душе девушки было светло и радостно. Чистое и искрящееся небо, будто огромное накрахмаленное полотно, простиралось вокруг, уходя в неведомую даль. А звонкое разноголосье щебечущих птиц и ароматы цветения природы придавали ощущение райского наслаждения. Невеста на минуту расслабилась, но торжественность момента вытянуло девушку в струнку, и юное сердечко учащенно забилось. Молодой человек, держащий её за руку, почувствовав трепетное биение любимой, бережно поддержав, помог суженной подниматься по пологим ступеням храма. За ними в след шла немногочисленная процессия из родственников и друзей молодожёнов. Пройдя к алтарю, оба красивые и стройные, словно светловолосые ангелочки, ребята под божественное пение церковного хора выслушали доброе напутствие священника и поклялись в верной и искренней любви. Их серебристого цвета глаза светились и утопали в море подаренных цветов. А сладкозвучные, певучие поздравления окунули влюблённых в безмятежное блаженство. Торжество семейного благополучия отмечалось в модном ресторане и завершилось грациозным и мелодичным танцем молодых, произведшем фурор. Скромный трёхдневный медовый отпуск семейная пара провела в житейских заботах. И выйдя на работу, они медленно вливались в праздник обыденной жизни.

Ежедневная суета не очерствила их души, а только сильнее сплетала воедино хрупкий цветок и неокрепший побег. Великое чувство — любовь, росло и набирало силу, превращаясь из неокрепшего ростка в чудесное дерево, ожидающее плоды. И вновь созданная семья вроде внезапно появившегося ручейка, вытекая из переполненной чаши людского бытия, изливаясь, наружу, пробивала себе собственное русло через непробиваемый гранит человеческой чёрствости и непроходимые буреломы всевозможных препон. Создавая тернистый и рукотворный, ведомый только им путь.

Молодожёны, Мария и Егор, работали в одном банке, где и познакомились. Оба весёлые и жизнерадостные они были душой компании, и как перспективным работникам финансовое учреждение выделило молодой чете двухкомнатную квартиру в построенном для своих сотрудников доме. Развивая в коллективе корпоративную этику, банк стремился благоустроить быт служащих и выделял ипотечный кредит под малые проценты на покупку квартир. Жильцы многоэтажки ходили по одному цикличному маршруту «дом-работа-дом», и были практически единой семьёй, будто при утопическом коммунизме. Идея, имеющая определённые плюсы, породила огромный минус. Сослуживцы-соседи, пообщавшись сполна на работе, уставали друг от друга. Живя словно за прозрачными, стеклянными стенами у всех на виду, они чувствовали незащищенность, вроде находясь голышом в общественной бане. Будто случайный прохожий беззастенчиво заглядывает в не завешенное окно. Жителям элитного строения хотелось уединения либо забытья. Но в основном, все молодые, насытившись интимными ласками, юноши и девушки рвались к общению с окружающими и, устраивая еженощно подобие вертепа, одурманивали сознание выпивкой и таблетками. Их нутро рвалось наружу, выворачивая наизнанку человеческую сущность. Жизнь превратилась во всеобщее торжество граненого стакана, и администрация стала задумываться о целесообразности образования производственной коммуны. Во благо здоровья людей, а так же, чтобы банк не рухнул от пьяного угара, распитие алкоголя на территории жилого массива было запрещено. Сотрудников строго предупредили, известив о последствиях, грозящих увольнением и автоматически потерей квартиры. Жильцы, напуганные санкциями, прекратили общаться между собой, и дом погряз в унынии и злобе.

Поселившись в этом оазисе диктатуры нравственности, влюблённые, занятые собой, сначала не замечали возникших разительных перемен. Их не интересовал никто и ничто вокруг. Но постепенно пресытившись семейной жизнью, они стали на себе ощущать накалённость обстановки. Придавленный обстоятельствами дом превратился исчадие средневековых интриг. Где каждый синьор пытался опоить ядом ближнего своего. И напряжение, преобладающее между людьми, словно в перегруженной электрической цепи, зашкаливало за норму. Нервные и раздражённые жильцы были задёрганными и запуганными. И тупо здороваясь при встрече, боялись смотреть в глаза собеседника. А по ночам завесив плотно шторы, словно прячась под одеялом, люди расслаблялись кто как мог. Молодожёнам опостылела муравьиная возня «двора Медичи», и они мечтали провести выходные в укромном лесном пейзаже. На одной из очередных утомительных однообразием тусовок Егор поделился сокровенными мыслями о даче со старинным товарищем, однокурсником Максом. И отзывчивый друг дал ключи от загородного домика, где по его словам иногда мог расслабиться.

Любители дикой природы с нетерпением ждали выходных. И вот наступила долгожданная пятница, натуралисты с вожделением считали минуты до окончания рабочего дня. Желая как можно дольше вдыхать благоухания дикой природы, автотуристы выехали на дачу вечером этого же дня. Весенний цветущий разноцветьем ковёр придорожной растительности придавал романтическому путешествию гламурного великолепия. Свежий ветерок обдувал их счастливые лица, и выжимая из машины, словно из загнанного скакуна последние силы, нетерпеливые влюблённые стремительно приближались к цели поездки. Гладкая и красивая, живописная и волнительная изгибами, будто дамская ножка автострада осталась как воспоминания позади, и машина продолжила свой путь, колыхаясь как на волнах по неровностям грунтовой дороги. Высокие, непролазные, с человеческий рост кустарники и пустынная без опознавательных знаков проезжая тропа навевала грусть, и молодые заволновались, туда ли едут. Стремясь к одиночеству, они попали в огромный мегаполис малюсеньких домиков, где, удивительный парадокс, некого было спросить про нужный участок. Множество дачных улиц, схожих внешне и по названию, затрудняло поиск. Люди, в основной массе приезжающие на один-два дня отдохнуть и расслабиться на своём приусадебном участке, не интересовались расположением других улочек и не могли подсказать нужный адрес. При огромной массе отдыхающих поинтересоваться о маршруте было не у кого. Путники ощущали себя песчинками в безмолвной людской пустыне. Максим, правда, предварительно на клочке бумаги схематично набросал карту местности, рассказав куда ехать. Но понять вживую направление движения было трудно, и путешественники, словно на ощупь, медленно продвигались вперёд. Иногда память подводила, и следопыты как слепые котята, утыкаясь носом «приоры» в тупик, вновь возвращались на развилку.

Наконец перепробовав массу вариантов, вымотанные и раздражённые бедняги разыскали нужный домик, стоящий в глухой рощице, поодаль от других строений. Изнуряющая дорога стоила того. Словно средневековый замок, перенесённый из глубины веков в сильно уменьшенном размере, встретил утомлённых путников. Высокий и массивный деревянный забор ограждал от посторонних глаз частную собственность, расположенную на десяти сотках земли. По густому постриженному газону вглубь двора шли выложенные тротуарной плиткой витиеватые тропинки. В отдалении участка, по правую и левую сторону от вошедших находились густо обвитые плющом тенистые беседки, возле которых благоухали ароматами цветенья разнообразные сорта цветов. Все проторенные дорожки вели к стоящему в глубине участка трёхэтажному, шесть на шесть метров, обложенному диким камнем строению с башенками по четырём углам и с миниатюрной ротондой в центре, увенчанной куполом. Два верхних этажа здания выдерживали старинный стиль с узкими и удлинёнными аркообразными окнами. На протяжении всего первого этажа, лицом к входу простиралось огромное витражное окно, выходящее на высокую и широкую укрытую навесом террасу. Под метровым цоколем дома, скорее всего, имелся подвал, освещаемый небольшими оконцами. Постройка обросла мхом и потускнела от многолетней сырости.

Начинало темнеть, открыв скрипучие и тяжёлые металлические ворота, Егор загнал «Жигуленка» во двор, и гости поднялись по разрушенным временем ступенькам, ведущим на террасу дома. Стеклянная дверь была наглухо затянута паутиной и, открывая ее, пришлось изрядно запутаться во множестве растягивающихся во все стороны мельчайших шёлкоподобных нитей. Отряхиваясь от назойливого препятствия, Маша со спутником оказались в жутковато пустынном холле, пропахшем сыростью. Слева шла крутая деревянная лестница, ведущая наверх, а прямо перед собой у противоположной стены молодые увидели большой и вместительный камин, зловеще зияющий безмолвным чревом. Нанеся со двора заранее заготовленных кем-то дров, мужчина разжёг его, чтобы выгнать тяжелые, затхлые зловонья. Живительный треск костра эхом разнёсся по всему миниатюрному замку. Обжигающие разноцветные языки пламени резвились над горящими поленьями, словно пурпурная юбка цыганки в зажигательном танце страсти. Проголодавшиеся путники, смыв усталость и придорожную пыль под прохладной водой в душевой и принеся провизии из машины, расположились на диване у камина, предварительно застелив ложе чистой простынёй. Свой импровизированный пикничок они чередовали поеданием пищи с поцелуйчиками, заливая жажду вином. Предавшись любовным утехам, опьяневшие супруги уснули на скрипучем от старости диване, убаюканные жаром, идущим от пламени.

Далеко за полночь, когда костёр в камине затух, а ночь стала темной и зловещей, дом погрузился во мрак. И словно откуда-то из-под земли, в кромешном мраке, стали доноситься слабые, но продолжительные и иступлённые стоны. Будто заживо замурованные в бетоне люди молили о пощаде. Этот волнительный и многоголосый звук мгновенно разнёсся по округе, и недремлющий часовой ночного леса-филин своим ухающим криком призвал ворон слетаться к таинственному дому. Спящие влюбленные, бессвязно бормоча во сне всякую ерунду, нервно заметались по дивану. Их беспокойство вызвали замысловатые видения, перерождающиеся в человеческие образы и взывающие к себе. Разбуженные, в холодном поту, люди спросонья не понимали, где и с кем находятся, и, не узнав друг друга, резко и дружно отшатнулись от чужого влажного тела. Но постепенно приходя в себя, их глаза, адаптировавшись в темноте, стали различать знакомые и дорогие сердцу черты. Молодые, осатанев от каркающего песнопенья и контрабасного оханья дома, крепко сжавшись в объятиях, инстинктивно поддались треморной дрожи до самого рассвета. Но только первый робкий лучик света лёгким прикосновением коснулся их измученные лиц, и наглое нашествие ворон, и жалобные постанывания из недр земли исчезли словно по мановению волшебной палочки. Измотанные кошмарами дачники рухнули на диван и проспали до полудня.

Проснувшись от солнечных лучей, бесцеремонно ворвавшихся в холл, влюбленные, не сговариваясь, кинулись к машине, чтоб быстрей покинуть этот богом забытый уголок. Но лидер российского автопрома не заводился. И наскоро, всухомятку перекусив, Маша и Егор разделились, занявшись каждый своим делом. Мужская половина мини коллектива занялась ремонтом «Жигулей». А его милая и очаровательная спутница для удовлетворения женского любопытства отправилась на экскурсию по таинственному замку. Яркие, палящие лучи земного светилы позолотили всё жилое пространство, погрязшее в толстом слое пыли. Поднявшись по витиеватой лестнице на самый верх здания, Марина с восхищением наблюдала животрепещущую панораму чарующей местности. Вся окрестность лежала словно на ладони. Полноводная и широкая река будто жирная, волнистая линия на сочном изумрудном бархате обвивала вековую растительность. Кряжистые и раскидистые деревья, густо расположившись, образовали непроходимый лес. Бережно укрывающий животных и птиц населяющих его от посторонних глаз. Любуясь красотами природы, девушка на время забыла цель своего визита. Обследовав каждую башенку и обойдя все крохотные комнатки, она воочию убедилась, что дом пуст. Нетронутая паутина по углам и пыль на перилах, подоконниках и части мебели, оставшейся в заброшенном жилище, говорили о том, что данное помещение необитаемо и давно никем не прибиралось. Оставив всё, как есть, Маша спустилась во двор к голодному и злому мужу, усиленно возившемуся с машиной.

— Нашёл причину поломки? — спросила беспокойная пассия. Супруг отрицательно покачал головой, и девушка, приготавливая поесть, продолжала говорить практически сама с собой, тюкаясь по всем углам, обнюхивала каждый закуток, но ничего подозрительного не высмотрела: — Гнёздышко насколько симпатичное, настолько и запущенное. Как Максим в нём проживал, диву даюсь. Или девчата ему доставались не хозяйственные. А может, им тоже ужастики снились. Неужели здесь поселилось приведение, испытывающее людей на прочность. Либо какой-то местный озорник подкидывает всевозможные жутковатые приколы. И мы словно под гипнозом наблюдали в видениях зомбированных уродов, домогающихся спящих тел. Неужели твой друг решил специально нас позабавить, чтобы я и ты взбодрились от полученного стресса и выпустили, словно пар из утюга, лишний адреналин. А сам сюда носа не кажет, или приезжая, на ночь не остаётся. Ладно, иди, кушай, а я пойду в доме приберусь.

Вся вторая половина дня у Марии ушла на мытьё полов и выметание всевозможных нечистот и паутинных залежей шелкопряда. Окна в комнатах рассохлись и практически не открывались, и мудрая хозяюшка решила их не трогать, сбросив влажной ветошью лишь налёт времени, осевший на них. Наведя видимый лоск в холле и в одной из спален, девушка, искупавшись, полуживая от усталости, отправилась отдыхать в тенистую беседку. Егор словно получил сигнал о прекращении рабочего дня. Сиюминутно последовав примеру супруги, приведя себя в порядок, галантный кавалер с бутылкой ледяного шампанского и коробочкой конфет подсел рядом с милой.

— Ну, что, наконец, начнём отдыхать. Какая ты умница, даже холодильник запустила, а я думаю, куда привезённые продукты и спиртное подевалось, неужели магазин придётся искать.

— Надолго мы здесь застряли, — с недовольством поинтересовалась Маша, — машина под твоими руками конечно умерла. Не выдержав реанимационных потуг.

— Бензонасос засорился, завтра буду продувать, — скороговоркой проговорил беспечный водитель и, меняя русло неприятной беседы, продолжил, — а мне тут даже нравится: всё цветёт и пахнет, задурманивая сознание, а свежий воздух наполняет грудь жизнью.

— Да, посмотрим, что ты запоёшь ночью, когда несносный домовёнок опять не даст уснуть.

— Солнышко, я всё продумал и иду воплощать задуманное в жизнь, — убедительно изрёк заботливый страж семейного благополучия. — Я уверен, кто-то следит за порядком на этом участке: подстригает газон и убирает опавшую листву, запасает дров и охраняет дачу от разорения. Не дьявол же его косит и прибирается. А, значит, этот чудак и устроил весь этот балаган. Вот мы сегодня пошумим и посмотрим, кто явится, чёрт или местный любитель розыгрышей.

Пока молодые отдыхали ярко-оранжевый диск солнца, удобно уложившись на верхушках деревьев, медленно погружался вниз, будто утопая в мягкой перине сочной листвы. И вконец исчезнув за густыми кронами, оставил за собой след в виде узкой полоски зарева, тянущегося вдоль горизонта. Постепенно и оно исчезло.

 

Вечерело, непроглядная мгла застилала округу, погружая всё в тишину. Небо в мгновение ока вытканное чёрным бархатом засверкало множеством жемчужинок-звёзд и засияло тонким и ярким диском луны. Огромный, тёмный и мрачный силуэт леса, видимый из-за забора, пугал своим давящим величием. Казалось, что вот-вот из дремлющей чащи под неистовое содрогание земли от тяжести своих шагов выберется посеребрённый лунным светом монстр. Сгибая вилообразными кистями рук, словно тонкие веточки, верхушки вековых деревьев, он нависает над тобой. И всёвидящим, но пустым от безумия оком, взирая, будто никуда, в поисках жертвы, на прямых, не сгибающихся при ходьбе ногах, надвигается на неё, беспрестанно шевеля щербатым безжизненным ртом. От глупых мыслей становилось жутковато, и отдыхающие, находясь в ожидании чего-то невероятного, вздрагивали от малейшего шороха своих же шагов либо пробежавшей поблизости бродячей собаки. Чтобы отпугнуть всевозможных духов и нежелательных пришельцев, а скорей всего, для успокоения расшатавшихся нервишек, жильцы заброшенного дома заполнили загороженную территорию электрическими огнями. Поставив на не укрытый навесом край террасы мангал и принеся как можно больше дров, чтобы поленьев хватило до утра, Егор разжёг костёр. Затем, придвинув к жаровне маленький деревянный столик и пару пластиковых кресел, он стал помогать любимой сервировать стол. В завершении всего, включив на всю мощность найденный в доме магнитофон с душераздирающей музыкой, молодые начали запоздалый ужин. Красивое убранство стола и ярко блестящий и искрящийся в электрических огнях лежащий под ногами ароматный, живой ковёр газона, придавали гротеска чудесному вечеру. Молодожёны представляли себя баронетами, устроившими пикник на траве. Скромные, незамысловатые блюда казались изысканными деликатесами, а шумная музыка, напевами лютни. С вожделением вглядываясь в глаза партнёра, будто желая окунуться в непроглядную даль его души, влюбленные, беспрестанно целуясь, нежно улыбались друг другу. Этот светлый, радостный, добрый вечер восхищал своей праздничной обстановкой, и переполненные мелодией жизни, пульсирующей в их сердцах, они совсем позабыли о страхах, пугающих их прошлой ночью. Упоения страстью и желанием не было конца. Танцы и алкоголь вконец выхолостили организмы ребят, и опьянённые от усталости и выпитого вина гуляки мирно отдыхали у костра. Жар от огня затуманил сознание, и практически незаметное дыхание воздуха принялось ими за благо.

Но внезапно, не понятно откуда появившееся подрагивание и шорох листвы стало резко усиливаться, нарастая с каждой минутой, превратившись в зловещий рокот. Монолитный силуэт леса грозно зашевелился под порывами несмолкаемого ветра. И создавалось ощущение, словно массивные стволы, вырванные с корнями из земли, недовольно покачивая лохматыми шевелюрами крон, разрывая воздух тяжёлым и уверенным марширующим шагом, направились на одиноко стоящую дачу. Треск от извивающихся деревьев и ломающихся сучьев вроде залпов орудий разносился по всему лесу. Эта психическая атака будто холодный душ отрезвила витающих в райских кущах невольных заложников природы. Вогнанные на мгновенье в ступор, они безучастно наблюдали за происходящим. Мощные порывы ветра, шумно срывая листву с деревьев и кустарников, стремительно закружив её в хоровод, понесли безвольную растительность по двору. Разбушевавшийся огонь бездумно разгорался в мангале, и искры от него полетели вслед за листвой. Обжигающие языки пламени, будто ведомые невидимой рукой стремились достать семейную чету. Мохнатыми лапами махая вокруг их лиц. Свет во всём доме резко замигал, словно задрожавший от испуга заяц, затем напрочь потух. Ураган, разыгравшийся не на шутку, грозил перерасти в трагедию. И, переворачивая, крушил стоящие на его пути преграды в виде стола и стульев. Нагнанные ветром облака скрыли от глаз звёзды и луну, и в кромешной темноте Егор старался затушить разрастающийся пожар, а Маша побежала в дом закрыть хлопающую от порывов ветра стеклянную дверь на входе. Подойдя к камину, девушка из оставшихся на полу поленьев разожгла огонь, и костёр громко, будто станковый пулемет, затрещав, выдохнул огромный клуб чёрного дыма, резво побежавшего по дымоходу. От сильного дуновения ветра пламя, будто в газовой горелке загудело, и дрова быстро превращались в обугленные головешки. Справившись с пожаром на террасе, беспокойный супруг поспешил ей на помощь. Находясь под впечатлением мыслей о приведениях, и из детских воспоминаний помня, что вся нечисть боится огня, он стал усиленно наносить поленья со двора и закидывать их в камин. Принеся достаточно дров, основательно вымотанные до предела злосчастные отдыхающие упали на пол возле камина и заворожено вглядывались в безумную пляску спасительного огонь. Постепенно легкокрылый морфей, напевая свои сладостные песни, сморил бедняжек.

Ворочаясь и кряхтя, они видели каждый своё продолжение вчерашнего сновидения. Непрошеный гость, появившийся в сознании у мужчины, медленно ступая по воздуху, бесшумно вошёл в холл. Затем клонируя на множество схожих фрагментов, оно рассыпалось вдоль комнаты. Легкие и прозрачные пришельцы были одеты в свободные длинные рубахи. И их лица, безумные, измождённые и растерзанные, внешне походили на сильно поднадоевших просителей кредитов, приходящих в банк к молодоженам. Жутко хохоча и хаотично кружа вокруг спящих, зомби исполняли пляску, схожую с танцами диких племён людоедов с забытого богом острова в Океании. Один из них резко приземлился на кровать и, глядя безжизненным взглядом, словно пытался заговорить, дыша гнилым ртом Егору в ухо. Паренёк пытался отбиться от назойливого просителя, но руки, став пудовыми и неподъёмными, совершенно не слушались его. Другой безумец хватал Машу за изящную ножку, а она беззащитно отбивалась. Привидения кричали и спорили в тысячу голосов. А молодые тщетно пытались подняться с дивана, но каждая попытка заканчивалась фиаско. Зомби брали их в кольцо. И уже когда их руки подступали к горлу Марии, Егор, напрягшись из последних сил, притянул девушку к себе и, стремительно вскочив, побежал по невидимым лабиринтам, увлекая супругу за собой. Некоторое время слышны было зловонное дыхание преследователей, но вдруг всё стихло, так же внезапно, как и появилось. От этого влюблённые одновременно проснулись, стуча зубами от страха. Растревоженное сердечко девушки, словно истосковавшаяся по свободе птичка, рвалось наружу из грудной клетки. И её мужчину ещё больше охватил страх за милое существо. Как мог, он старался успокоить бедняжку, нежно поглаживая любимую и приговаривая добрые слова.

Камин давно затух, и в пугающей тишине кромешной темноты раздавались резкие и единичные аккорды пронзительного скрипа природы. Словно неопытный скрипач, пытаясь справиться с непослушным смычком, извергал томительные звуки. Пробуждающиеся от гуляющего в дымоходе сквозняка угольки, вспыхивая, создавали иллюзию тысячи сверкающих глаз дьявола, добавляя тревоги. Но постепенно, будто божественный ангел перевёл всё на робкие полутона, шум утих. Нащупав в темноте канделябр, Егор зажёг свечи, и мандаринные дольки пламени колышущимся светом прорезали мрак. Изгибающиеся сегменты огня позволили разглядеть, что холл, перевёрнутый вверх дном, был пуст от посторонних. Стараясь своими уверенными движениями внести спокойствия в душу любимой, мужчина, планомерно передвигаясь по комнате, расставлял на место перевёрнутую мебель и разбросанные подушки. Завершив обход и убедившись, что в глазах девушки нет прежнего страха, он вышел на веранду. Ветер, разогнав облака, освободил из заточения луну и звёзды, озарив землю сказочной иллюминацией. Лунная дорожка, прокладывая путь, бежала вглубь леса посеребря траву и деревья. Подбадривая себя громогласным пением, молодой человек, извергая как можно больше шума для самоуспокоения, приводил в должный порядок поле брани, покинутое всёразрушающим ураганом. Маша, не желая оставаться одна в пугающем таинственностью холле, вышла на террасу, и с упоением вдыхая живительную прохладу свежего воздуха, приводила в порядок растрепавшиеся причёску и мысли.

Занятые каждый своим, молодые не заметили, как настойчивый рассвет, расталкивая бодрыми движениями сонный полумрак, расстилал по нескончаемому небу сверкающую белизной торжественную скатерть. Безумствующий ветер, подустав непомерно раздувать невидимые щеки, исчез, успев сильно поднадоесть. И природа дышала, благоухая божественными ароматами. Утомленная и издёрганная ураганом листва деревьев и кустарников отдыхала в безмолвной предутренней тишине. И заботливый туман густо застелил истерзанную растительность от посторонних глаз. В кромешном «молоке» не было видно ни двора, ни высокого, непреступного забора, и плотная воздушная пелена беззастенчиво подкралась к изломанным ступеням веранды.

Но вдруг, не понятно, откуда раздался тихий, едва различимый и от этого ещё более жутковатый шорох шагов. Словно пробудившийся от голода крупный хищник, почуяв сладковатый запах напуганной жертвы, рыскал в поисках пищи. Пугающий звук нарастал, и ребята, стоя в оцепенении, будто вживаясь в окружающее безмолвие, вслушивались в шум, пытаясь определить, откуда появится непрошеный гость. Шаги до невероятности казались рядом, словно загадочное существо перемахнуло через непролазный забор и двигались напрямик со стороны правой беседки. По походке это было двуногое существо, и Егор, стараясь как можно спокойней и теплей глянуть на супругу, увидел в её глазах всёзатмевающий ужас. Осознавая, что слышимое не виденье, а явь, мужчина как можно громче и суровей окрикнул незнакомца.

Ответа не последовало, но тут же из туманной дымки появился мужской силуэт. Пришелец был высокого роста и широкоплеч, но до истощения худ. Пожелтевшие, словно от губительной коррозии, длинные пряди прямых и нечёсаных волос и густая и широкая борода естественной вуалью застилали бледное, будто обескровленное не тронутое морщинами лицо. Двигаясь упругой, моложавой походкой, мужчина не горбился, вроде от ноши прожитых лет и только седина выдавала прожитые им годы. Человек без возраста, медленно поднимаясь по ступеням террасы, молчаливым взглядом, прямо в упор смотрел на молодых людей и, обжигая леденящим холодом, заставил разволноваться. Закрывая грудью любимую и двинувшись к незнакомцу как истинный защитник, кавалер, проглатывая от страха слова, произнёс:

— Здравствуйте, я Егор, друг Максима. А вы кто?

Незнакомец, улыбнувшись, протянул раскрывшуюся для приветствия широкую ладонь. И крепкой, костлявой кистью пожимая влажную руку Егора, сказал:

— Я, Григорий, живу здесь по близости, и по просьбе хозяев этого участка поглядываю здесь за порядком. Ночью был страшный ураган, и я решил навестить заброшенный дом. Ключа от здания у меня нет, и я как обычно вошёл через лаз в заборе.

Приветливая улыбка и добродушный тон собеседника немного успокоили молодых людей, и они, как любой человек отходящие после шока, жутко проголодавшиеся и продрогшие, предложив гостю чаю, расположились с ним на террасе, заведя монотонную беседу. Разомлевший от тёплого приёма местный житель рассказал много интересного о загадочном доме. Этот мини замок, заложенный в начале прошлого века разбогатевшим на Первой Мировой войне местным купцом, затевался как монументальное строение. И по своей претенциозности стал символом безвкусицы и разбазаривания денег. Не имеющий архитектурного дарования быстро раздобревший на чужом горе спекулянтишка старался завлечь своими авантюрными планами хоть бы одного мало-мальски толкового застройщика в эту глушь. Но всё было безрезультатно. Сам по специфике работы находящийся в частых отлучках он не имел возможности уделять должного внимания строительству и поручил это трудоёмкое дело свояку. Тот по натуре человек пьющий, почувствовав бесконтрольность, прогулял вверенные ему средства. Соорудив лишь высоченный, непреступный частокол и массивные ворота, отгородив ими огромный участок земли. Остатка денег хватило лишь на то, чтобы вырыть глубокий котлован под фундамент здания. Но искать оправдания за расточительность перед родичем не пришлось, беднягу купца убили дезертиры, бродячие по окрестным лесам и сколачивающие малочисленные, но очень мобильные отрядики, рысящие, словно голодные волки, в поисках лёгкой добычи. Семья, осиротевшая без кормильца и гонимая ветром революционных перемен скрылась от грядущих погромов и бесчинств, смешавшись в общей массе беженцев, затерявшихся в близлежащем зарубежье.

Начавшаяся братоубийственная Гражданская война, охватив багряным заревом землю, окончательно превратила работягу-мужика в бандита и убийцу. Выращивать хлеб стало опасно и неразумно. Малейшие излишки муки и зерна экспроприировались либо красными, либо белыми. И молодое поколение мужчин, желая хоть как-то прокормиться, уходило в бандиты. С арифметической прогрессией увеличивая количество бандформирований. Затерявшаяся в лесу, отгороженная от постороннего взгляда заброшенная и ничейная территория пришлась кстати. Построив на заброшенном участке пару просторных срубов, разбойники устроили себе ночлежку. И загородная «малина» в укромном уголке природы, став лакомым куском, путём кровопролитных набегов переходила из рук в руки будто смазливая, дородная девка. Завоевать которую было престижно и выгодно. Частые междоусобицы обильно удобрили участок перегноем от тел погибших, превратив заросший мхом котлован в безымянное братское кладбище. На долгие годы это место стало логовом сатаны и местом убийств и разборок шалых и пришлых людей.

Печальная слава «бесовой земли» донимала местное начальство и милицию. Адов причал гнал к своим берегам, будто после губительного шторма, весь человеческий сор. И районный босс, большой натуралист и авантюрист-романтик, находясь под впечатлением того весёлого и разгульного времени, веря в безнаказанность, решил одним волевым решением убить сразу двух зайцев. Он официальной бумажкой красноречиво завизировал решение о строительстве дома отдыха для перетрудившихся в написании анонимок друг на друга сотрудников районной администрации. За государственные средства, легко доставшиеся новым хозяевам жизни и ушедшие в океане путаной бухгалтерии никуда, для создания монументального шедевра был нанят один из бывших, неблагонадёжных, а значит бесплатный, работающий за пайку архитектор. Униженный интеллигент, в отместку за оскорбления и хамство, в которое его ввергли власти, своей творческой натурой тонко прочувствовав феодальные корни новой системы, в созданном проекте сатирично подметил сходство диктатуры с рабством. Не заподозрив подвоха, безграмотный районный руководитель витиеватым росчерком пера запустил маховик дармового труда. Строительство закипело, и молодые и покорные плечи комсомольского актива, ведомые твёрдой рукой партийного руководства, с юношеским энтузиазмом принялись выполнять очередную блажь начальства. Здание было быстро сооружено, и ретивый и прагматичный начальник своевременно заселил его своей роднёй. Но счастье продуманного хитреца было недолгим. Кляузная и завистливая людская натура, в данном случае подчинённых, не желала видеть радости в чужих глазах. И писчая братия взялась за дело. Мощная сила слова, так красиво воспетая классиками, отданная в бессердечные руки, беззастенчиво обрывала человеческие судьбы и жизни. Хозяева дома стали меняться как надоевшие перчатки. И он превратился в разменную монету в бесчестной игре. Новый руководитель, жадно стремившийся занять вожделенное кресло, а с ним и чудненький замок, приходил на смену старому и опороченному чинуше, не ведая, что эта же участь ожидает его. Последним завоевателем этого проклятого дома был местный участковый. Теневой хозяин этих мест, он путём несложных манипуляций приватизировал дачу. Но разбитый параличом долго не смог предаваться утехам на забытой богом земле. Как выяснилось в процессе рассказа, его внук - Максим и был теперешним хозяином этого шабаша приведений. «Дом, построенный безбожниками на фундаменте из человеческих костей и обильно смоченный людской кровью и потом, изначально был предан анафеме»,- в конце изрёк Григорий.

Став за время мытарств в этом забытом богом месте затюканным мыслителем, Егор философски изрёк:

— Зависть — страшное чувство, которое в равной степени способно и испортить жизнь, и, наоборот, стать мощным стимулом к самосовершенствованию. Главное – научиться им управлять. Изначально играя роль всепоглощающей черной силы, даже в раннем детстве, постепенно с течением времени оно вполне может вырасти до неимоверных размеров и отравить нашу жизнь. Неестественное для человека, поскольку не закладывается биологически, это чувство из библейских времён считается дьявольским искушением.

До последнего не веря, что закадычный друг специально пригласил в этот приют сатаны, он искал оправданья его невольному поступку. Ещё слушая рассказ местного жителя, Егор думал, что тот вполне может быть потомком бедняги купца либо проворовавшегося свояка. Больно гладко и правдоподобно льётся его речь. Словно часто рассказываемая в семье животрепещущая легенда. Ведь вполне этот внешне схожий с призраком человек мог продумать коварный план по возвращению утерянного его предками жилья. Странный в своём поведении и внешнем виде, этот абориген, постоянно находясь рядом с участком, мог, в ответ на невозможность получить то, что по праву принадлежало его предкам, выплеснуть накопившийся за долгие годы негатив на обладателя вожделенного счастья. И перестав жить своей жизнью, посвятить её исключительно мыслям о мести. Выгоняя прочь из усадьбы любого посягнувшего на его предлагаемое имущество.

Все эти домыслы не радовали своей перспективой, и молодой человек, не делясь своими предположениями с супругой, решил как можно быстрей починить автомобиль и покинуть эту печальную местность. Обратившись к раннему гостю, он попросил проводить его до местного автослесаря. По прибытию к тому Егор убедил последнего заняться ремонтом неисправной машины. Мастер из-за отсутствия работы был в «разобранном» состоянии. Но под напором веских аргументов в виде приличной суммы денег не устоял и шатающейся походкой побрёл к загадочному дому. И пока пьяный механик чинил автомобиль, молодые влюбленные, наслаждаясь уединением, скрылись в укромной беседке. К полудню, наконец, стальной конь, предварительно шумно и натужно запыхтев и выпуская из глушителя тёмный столб смрада, тихо и равномерно заурчал, пробуждая своих седоков из райского забытья. Плотно пообедав в компании слесаря и Георгия, молодые, собрав вещи, отправились в обратный путь. Всю дорогу они любовались чарующей картиной, расстилающейся перед ними. Озорник ветер, разбросав по небу облака, рисовал ими объёмное панно, достойное кисти бога. Массивные человеческие и звериные силуэты, собранные воедино великим режиссером бытия, причудливо расположившись, контрастно выделялись благодаря яркой подсветке заката. Картина, нарисованная броскими подвижными мазками, медленно и практически незаметно плывя по небу, создавала чудесную панораму. Придавая происходящему ощущение, словно глаз господа провожает их. Неожиданно живописная картина была разрезана, словно ножом вандала ярким зигзагом молнии, и разразилась шумными артиллерийскими раскатами грома, освещая синеватую темноту. Резкие и густые, не оставляющие просвета прозрачные линии прорезали воздух и, шумно разговаривая между собой, мощно застучали по автомобилю, обильно заливая стекло. Неутомимые «дворники» суетливо забегали, стряхивая потоки воды и улучшая видимость. Напуганная до чёртиков девушка стала читать молитву, будто изгоняя собравшегося проводить их сатану. И словно по волшебству, внезапно, так же, как и началось, разноголосье дождя, подустав, медленно перешло на шёпот. И только барабанный перезвон отдельных капель ещё долго напоминал о себе постукиванием по автомобильной крыше. Наконец промелькнувший мимо дорожный указатель оповестил о том, что путешественники заехали в родной город, и бедняжки облегчённо вздохнули. Уже после горячей ванны, смыв с себя весь негатив и лёжа обнявшись на белоснежной простыне в своей спальне, они, удовлетворённо вздыхая, делились волнительными впечатлениями:

— А все-таки отдых удался, — подытожила Маша. 

 

Практикантки 

Знания – страшная сила, безграмотность гораздо опасней. Первокурсницы мед. колледжа, Глаша и Даша, задорные и жизнерадостные лоботряски любили науку как процесс, сильно не вникая в её умудрённые подробности. И не было для них лучшего восприятия теории, чем практика. Бедняжки ленились читать заумные книжки, с удовольствием изучая медицину на несчастных пациентах. Практика была любимым времяпрепровождение для учащихся. И они с нетерпением ждали первой вылазки их учебной группы на практическое занятие. Гламурные подружки в сексапильных накрахмаленных халатиках вместе со всеми вошли в пропахшее хлоркой свежевыкрашенное приёмное отделение. Робко встав у входа, они с интересом наблюдали за уверенными действиями симпатичного мужчины средних лет. Его посеребрённая голова и статная фигура заинтересовали их женское любопытство. Доктор старался спасти безнадёжного больного и, усиленно колдуя над ним, использовал как инъекционные и капельные, так и электрические, в виде разрядов, методы. Но сверлящий его затылок взгляд милашек всячески отвлекал реаниматора. Желая удалить, словно надоедливо жужжащих мух, симпатичных простушек с оперативного поля действия и разрядить накалившуюся до предела обстановку, опытный врач, повернувшись к девушкам, строго посмотрел на красоток и на полном серьёзе попросил. «Ну, умницы, только вы можете спасти больного, в конце коридора, под белой простынёй находиться серьёзнейший аппарат, дефибриллятор, он срочно необходим, пожалуйста, прикатите его». Проникшись просьбой привлекательного мачо, Глаша и Даша, рванув с места, как шестисотый «Мерседес», поспешили исполнять указание. Коридор был длинный и витиеватый, и за время их отсутствия в поисках спасительного инструмента несчастный больной отдал богу душу. Скорбную тишину, вызванную безвременной потерей пациента, нарушило всхлипывание супруги усопшего, «ты же у меня один был», – голосила она. Курирующий первокурсниц преподаватель, решив успокоить женщину и уводя в сторону от покойника, не расслышав ёе слов, ответил вместо покойника «он там будет не один».

Несчастная вдова не расслышала кощунственной фразы из-за внезапно появившегося раскатистого шума от приближения подрагивающей каталки и цоканья каблучков. Через мгновение в наполненную трауром палату, запыхавшись, въехали две улыбающиеся в тридцать три зуба хорошенькие практиканточки. С чувством выполненного долга, словно добродушные собачки, смотрящие в глаза хозяина, они вверили взор на погрустневшего врача и ждали похвалы. Но опешивший доктор молчал. Тогда будущие медсёстры Дарья и Глафира, не осознавая трагизма момента, взяли инициативу на себя. «А вот и мы, – прокричали они хором, – с дезинфикатором», – и будто фокусницы, сбросив простыню, представили взору мощную кварцевую лампу. Постанывая и сдерживаясь из последних сил, чтобы не рассмеяться, весь медперсонал выпал в «осадок». Дежурный реаниматолог, пославший студенток подальше от своих глаз, чтоб не отвлекали, и держащий в руках не помогший покойному дефибриллятор, скрашивая неловкость и пряча предательскую улыбку в кулак, тяжёлым раскатистым вдохом прошептал, – «не успели, миленькие, мы его потеряли». Печали девушек не было конца. Не понимая, что привезли не то, что требовалось, бедняжки переживали, что не успели помочь в спасении больного.

В отделении стояла жуткая жара, и труп беспокоил своим присутствием. Дабы наказать бездарных учениц, ответственный за практику врач послал их с покойником в морг. Первый раз пришедшие в больницу девчушки долго блуждали по лабиринтам приёмного отделения в поисках холодильного отсека для мертвецов. Таскаясь с тягостным грузом по замысловатым коридорам, они, наконец, выехали в больничный двор и в глухом тупике наткнулись на требуемое одноэтажное здание. Замученные поисками и расстроенные соседством покойника и болями в натертых до крови ногах, измождённые, они подошли к зловещему помещению. Тяжёлая металлическая дверь еле открылась, «видно боятся, чтобы покойники не разбежались», – пошутили студентки. Брезгливо откинув засаленную марлевую занавеску, подружки завезли тяготивший их груз в узкий коридор последнего отделения больницы и сразу обомлели. Там стояли две достойные отдельного описания особи женского пола.

Внешне они отличались только ростом и усиками, словно знаменитые «Пат и Паташонок». Меньшая из них, кругленькая и усатая, была физически крепкая и мощная в торсе. Вторая — высокая, плоская и прямая как жердь, выглядела немощной и тщедушной. Обе, одетые в не первой свежести халаты и зачехлённые в дубовые обездвиживающие клеенчатые фартуки, обильно измазанные кровью и мозговым веществом, мужеподобные существа, напоминали рубщиков в разделочном цеху. Красные и одутловатые лица санитарок, все в угрях и рытвинах, не ведали косметического ухода и, в лучшем случае, протирались остатками не выпитого ими же спирта, бывшего здесь в избытке. Массивные, выпирающие наружу челюсти безостановочно ходили ходуном, словно у жвачных животных. А глаза, не выражающие эмоций, смотрели тупо и безучастно. Сильные и широкие обветренные кисти рук ссохшимися пальцами в правой руке держали огрызок пирожка с ливером не ясной этиологии. А в левых руках – чашки дымящегося кофе.

Работницы морга никак не отреагировали на пришедших студенток, чинно продолжая трапезничать. Глядя через вошедших, фыркая и пыхтя от удовольствия, женщины напоминали церберов, стоящих у врат ада. Всем своим видом предупреждая, что их лучше не беспокоить. Но уставшие от ожидания практикантки сначала безмолвным мычанием старались привлечь к себе внимание. Санитарки не реагировали, всячески пренебрегая посетителями. Тогда бойкая и разбитная Глафира, насупившись и вдохнув в лёгкие воздуха, прошипела:

— Чего зенки выпучили, забирайте покойничка, нам каталка нужна.

— Тебе надо, ты и перекладывай, — прогудела «Шпала».

— До свидания, — пробарабанили осмелевшие подружки и развернулись, чтобы уходить.

«Таракашка», гневно глянув на нарушительниц спокойствия, зычно гаркнув на девушек и крепко схватив покойного за безжизненную руку, словно плетью взмахнув покойником, резко перекинула труп с одной каталки на другую. Обомлевшие от страха студентки, схватив освободившуюся отделенческую каталку, пулей вылетели из морга.

Разоблачение 

«Практика не учёба, на ней не надо долго и мучительно просиживать за книгой, изучая трудные названия, запоминая симптомы, характерные для определённых синдромов, возникающих при различных заболеваниях», – размышляла, выходя из дома, девушка Даша, стараясь не запутаться в столь схожих терминах. Хорошенькая и юная она училась в медицинском колледже. И сегодняшний день был для неё важным и особенным. И всё казалось ей торжественным и помпезным. И яркое, синее небо, величественно простирающееся над грациозным станом мечтательницы. И весна, будто специально для неё разукрасившая растения разным цветом, радуя красотой горящие от счастья глаза девушки, «ах, как всё благоухает по-особому значительно», подумала она и инстинктивно набрала легкими воздуха. Резкие ароматы находящегося рядом зловонного предприятия словно хлёсткий выпад боксёра ударили в нос. Милашка чуть не задохнулась от подступившей к горлу тошноты. Замешкавшись на минутку, она не заметила очередную ухабистую ямку и, неловко зацепившись об неё ногой, обутой в высокую шпильку, будто попав в капкан, упала, выставив вперёд руки. Быстро, чтоб никто не увидел конфуза, встав и отряхиваясь, смущённая от падения, она шумно и истерично рассмеялась. И, спустившись с небес иллюзий на бренную землю, прошептала, «да, вот только ямы и комбинат остались прежними». Немного отдышавшись и опомнившись от калейдоскопа чередований лирической утопии и мрачной реальности, бедняжечка, медленно ковыляя, как продолжающий изнурительный поход турист, подбадривала себя безголосым исполнением песен. Её истерзанный вид настораживал прохожих, с опаской обходящих чудаковатую особу. Не замечая косых взглядов, она, добравшись до назначенного пункта, как можно бодрей сказала. «Наконец, я смогу заняться полезным и благородным делом, и с сегодняшнего дня начну лечить людей». От бравых рассуждений неизлечимого романтика пробудила заботливая рука подруги, поправляющей её растрепавшиеся волосы. Глаша, встретив Дашу у входа в госпиталь инвалидов войны, помогла подруге уложить всклокоченный пучок каштановых волос в причудливую пальмочку и поцеловала подружку в щёчку. Наивные и улыбающиеся во весь рот простушки, ещё чётко не осознающие всей сложности специфической работы, которая непомерной ношей навалится на них, с огромным предвкушением ожидали первого рабочего дня. Внучки отважных фронтовиков, они глубоко прониклись уважением к людям, прошедшим горнило того жуткого ада. И пропитанные романтизмом сердца студенток учащённо забились, а нежные губки шёпотом проговорили слова клятвы всемерно помогать страждущим больным. С трудом открыв массивную дверь нагромоздившегося над ними, словно отвесная скала, серого и давящего здания, они с трепетом вошли внутрь. Но неприятности своей молниеносной булавой уже при посадке в лифт огорошили девушек. Металлический монстр, весь задрожав, подозрительно шумно напрягшись мышцами-тросами, медленно и натужно пополз наверх, но, не проехав и минуты, замертво, будто подстреленный, встал. Двери от резкого толчка автоматически открылись, и несчастные увидели перед собой кирпичную кладку. Живописная картина заставила их представить себя замурованными в темнице средневековыми пленницами, и студентки стали истошно кричать и звать на помощь. Заточение продолжалось около получаса, и за это время бедняжки сорвали горло.

Освобождённых пленниц у входа в отделение с распростёртыми объятьями встретила тумбообразная старшая медсестра Фаина Клеметовна, напоминающая валунообразную статую «Царицы полей». Прагматичная и властная, она чётко, будто старый боцман на судне, не создавая аврала, руководила рабочим процессом, чутко реагируя на постоянную нехватку персонала. С большой охотой приняв студенток, пренебрежительно оценивая их как «пушечное мясо», женщина рассудила так. «Птицы они подневольные и временные, и под гнётом солдафонов не разбегутся, а постоянных сотрудников я уберегу от портящих статистику конфликтов». Ярая сторонница девиза «Бойца нужно проверять в бою», старшая сразу кинула практиканток в самое пекло, практически на линию огня. Предупредив, что бы те ни пререкались со зловредными больными и были с ними как можно дипломатичней, «тяжёлый бомбардировщик» пошла на дозаправку в столовую. Предварительно поручив молоденьким, привлекательным девчушкам с ещё нерасшатанной нервной системой курировать самый проблематичный пост номер один.

В палатах этого крыла лечились ветераны из особого отдела и штабные работники, люди, привыкшие к раболепному подчинению и исполнению их приказов. В основе своей, в силу въедливого характера, они практически все были одинокие и несчастные. Резко чувствовали дефицит общения и настойчиво требовали к себе усиленного внимания. При этом из-за схожести полюсов характеров больные близко практически с друг другом не контактировали. Не зная всех подводных течений океана человеческого бытия, студентки с головой окунулись в изнуряющий омут процедуры ухаживания за привередливыми пациентами.

При этом, не только ставя уколы и капельницы, но и меняя испачканное бельё и судна, и кормя курируемых из ложечки пациентов. А старые вояки, вспоминая важное и первостепенное назначение санитарочки в военное время своей нежностью успокаивать изголодавшуюся похоть офицеров, не стыдясь возраста, пользовались моментом приятного соседства. И когда руки девушки были заняты, одна горячей тарелкой, а другая наполненная протёртым супом ложкой, престарелые любители «клубнички» ластились и притирались к дородному и ароматному женскому телу, а иногда, осмелев, пускали в дело свои уже задеревенелые и изуродованные артритом, но по-прежнему шаловливые ручки. Наиболее активным в сексуальных потугах был маленький аскетичный и тщедушный человечек с белым и исчерченным бороздами, словно варёное мясо, лицом. Его воспаленные, ракообразные глаза вылазили из орбит и неестественно блестели. Мальчик Рома, – так звали за глаза в отделении озабоченного клиента. Седой маразматик, он весь трусился от переполняющего его волнения при виде дамского пола. И старался каким-то образом привлечь к себе внимание, в очередной раз закидывая удочку со склизкой и зловонной наживкой. Вычурно и коряво изъясняясь с жертвой своих сексуальных иллюзий, чудак уговаривал бедняжку, «кошечка, выходи за меня замуж, у меня дома в серванте лежит золотая челюсть, она, как и моё сердце, будет твоей». Но «протухшая» наживка никого не интересовала, и ни разу не женатый, да возможно и не ведающий истинного эротического блаженства неврастеник, в очередной раз пролетал, словно неловко брошенный снаряд мимо цели. Сегодня участь выслушивать бред сумасшедшего досталась Глаше, и пока Мальчик домогался пышногрудой красотки, Даша отвечала на телефонные звонки.

Очередная требовательная как приказ командира перед марш-броском и настойчивая трель возвестила, что больной Тараканов из шестой палаты приглашается на рентген, находящийся на три этажа ниже их отделения. Без энтузиазма, встав со стула, неопытная практикантка, взяв в ординаторской нужную историю болезни, отправилась в требуемую палату. Войдя в четырехместное временное жилище, она попала на островок, не тронутый цивилизацией. На приветственные слова очаровательной брюнетки мужской коллектив отреагировал вялым мычанием.

— Больной Тараканов, прошу на рентген, – как можно громче отчеканила взволнованная холодом приёма девушка. Повисла томительная немая сцена, словно в замысловатом спектакле перед очередной репликой главного героя. Чтобы пришедший на него зритель, надолго запомнив звезду, по достоинству оценил историческую ценность происходящего момента рождения избитой фразы. И проникшись действием, восхищённым взглядом впитывал каждое слово, произнесённое артистом. Студентка не думала сдаваться и, пробуравливая «питекантропов» взглядом своих огромных миндалевидных глаз, повторила указание врача. Три пациента из четырёх вальяжно развалившихся на провисших кроватях и греющих под яркими лучами солнца свои непомерные брюшки, будто лежебоки тюлени, потревоженные не прошеным гостем на безлюдном каменистом берегу океана, нехотя развернулись и, вильнув объёмным задом, тупо уставились в стенку. Вроде на сцене, отходя на второй план и тем самым объявляя бенефис местной знаменитости. Солист, выдержав паузу, жёстко, возможно представляя себя на допросе в гестапо, пробарабанил:

— Я не ходячий, неужели сложно запомнить.

Попавши врасплох по вине своей некомпетентности, Даша раскрасневшись молча вышла из палаты и злая на себя отправилась за каталкой. По пути она излила гнев на донимающую её расспросами подругу и, вручив ей свободный край гремящего израненным телом больничного тарантаса, отправилась с ней в обратный путь. Вновь войдя на томительные подмостки в логово молчаливых увальней, девушки подкатили застланную простынёй каталку к кровати и стали ждать, когда больной перекатится на неё. Но тот неподвижно оставался на месте. Понимая, что большего не добиться, практикантки слабенькими не цепкими руками стали перетаскивать обездвиженное, словно разбитое параличом тело, с кровати на временное ложе. Не сведущие в медицине, они не придали особого значения тому, что у тучного и довольно высокого пожилого мужчины хорошо развит мышечный каркас, и атрофия не тронула своим беспощадным ступором его конечности. Бесстыжий упрямец, возомнивший себя тяжело раненым на поле брани солдатом, не пытался даже помочь тщетным потугам девчат, а те наоборот чувствовали, словно человек пораженный столбняком упирается, приписывая это страху больного упасть. Запыхавшись и изрядно вспотев, маломощные девчушки, наконец, справились с водружением Тараканова на больничный паром. Злые и уставшие подружки разогнали свою ручную колесницу, помчав её трещащую и подпрыгивающую на неровностях, к лифту. Бесформенное мешкообразное тело, лежащее на холодном металле, вяло колыхалось разволновавшимся студнем непомерных жиров. Поездка была не из лёгких, и больной кряхтел и фыркал, словно прося пощады. Наконец, довезя пациента до рентгена, будущие медсестры опять занялись физическими излишествами, поднимая и волоча обездвиженное и слизкое, словно топляк, тело на рентгеновский постамент и обратно. Основательно подкачавшись, они стали ощущать боли во всех мышцах и связках своего тела. И выдохшись от непомерных усилий, будто перетаскав на своих хрупких плечах взвод израненных солдат, они не моргающим, покрытым незримой вуалью взглядом смотрели на спасительную дверь везущего их в отделение лифта. Обратный пути до палаты пролегал словно в тумане, грустно толкая каталку, практикантки пошаркали до палаты, где уже натренированными движениями перекинули бурчащего всю дорогу человека, словно поклажу на кровать. С трудом доработав положенное практикой время, обычно улыбающиеся, они уставшие и молчаливые, еле волоча ноги на высоченных каблуках, побрели домой.

Подвластные суеверию девушки посчитали, что уже начало вчерашнего дня, неудачно начавшегося болезненным падением Даши и невольным заточение в лифте, предполагало отсутствие фарта на весь день. Напуганные, на следующее утро они пешком поднялись на третий этаж, где проводили практику. Прослушав утомительную и занудную пятиминутку, полную зычными криками и выволочками заведующего сотрудников, студентки уже без вчерашнего энтузиазма размеренно входили в ритм работы. Как обычно бросаемых в производственные прорехи практиканток отправили Дашу – приводить в порядок истории болезней, а Глашу – в процедурную. Наивная Глафира горделиво надеялась, что пока подружка будет заниматься рутинной бумажной волокитой, ей как смышленому работнику поручат ставить внутривенные капельницы. Но её оптимизм, был напрочь разбит, бедняжке вверили проведение очистительных мероприятий человеческой канализации. Возле клизменной девушку ожидали пятеро молодых, страдающих запорами больных. Войдя в выстланную кафелем комнату, она обомлела от спёртого воздуха, ударившего по глазам. Убогий вид допотопного унитаза и обтянутой, видавшей виды клеенкой кушетки, угнетали. А огромная клизма, висящая над ложем, пугала и отталкивала от себя. Тут же рядом на тумбочке в пол-литровой банке с дезинфицирующим раствором лежали плоские как стилет и до ломкости прозрачные стеклянные наконечники, предназначенные для ректального использования. Весь этот ужасающий примитивизм обстановки вызывал шок и пугал Глашу. Кроткая и скромная, она никогда не посещала общественные бани, а тем более не видела голых мужских задов, и как назло первый раз делала клизму. Вошедший в палату испытуемый был до жгучести рыжий и ужасно волосат. Мохеровый естественный ковёр простирался по всему телу и быстро растущий заворачивал свои волоски в неописуемую спираль, образуя сплошные клубки, разбросанные по всему телу, словно жирный багровый маркер наставил множество точек в самых интимных местах. Весь залившись румянцем от смущения, молодой военный, опустив трусы, оголил упругие ягодицы, которые пугающе соблазняли девушку. Взяв в руки хрупкий наконечник для клизмы и с волнением глянув на него, обильно измазав вазелином, студентка приготовилась выполнять свой профессиональный долг. Кисти, болевшие после вчерашней физической экзекуции, предательски задрожали. Стараясь успокоить себя, она не знала, на что опереться, беспомощно тыкая стеклянной трубкой в область анального отверстия. Но мощная волосяная преграда сплошной стеной закрыла злосчастный проход. Молодые люди оба изошли испаринами и тяжело дышали, но никак не могли добиться нужного эффекта. Шумное дыхание, услышанное за стенкой, измученными длительным воздержанием солдатами было воспринято превратно, и жуткий хохот ожидающих своей очереди бойцов прорезал безмолвную тишину отделения. Больные стали шумно обсуждать происходящее, и появившаяся на дикие стоны, словно в брачный период у парнокопытного молодняка, старшая медсестра без стука вбежала в клизменную. Занятая процессом стыковки безжизненного кусочка стекла с колыхающейся и потной задницей Глафира, отключённая от всего происходящего вокруг, не обращая внимания на вошедшую, безрезультатно продолжала свои потуги. Не выдержав увиденного, и разъярённая всеобщим ажиотажем Фаина Клеметовна, напоминающая в этот момент расстроенного неудачами бездарного ученика медведя Балу из сказки «Маугли», отшвырнув своей увесистой лапой смазливую практикантку, одним мановением руки установила бойца, в г-образное положение. И всем своим весом оперлась на согнутую поясницу испытуемого. Обомлевший от неожиданности мужчина под тяжестью стодвадцатикилограммовой туши, падая вперёд, упёрся руками о кафельный пол. Его поза напоминала муляж египетской пирамиды, из вершины которой исходил пар и сероводород. Громоподобная Фаина, выхватив из беспомощных рук практикантки подключенный к клизме наконечник, взмахнула им, будто языческая богиня своим жезлом, и вонзила бездушную стекляшку в истомлённый ожиданием анус. Раздался оглушительный раскатистый треск, напоминающий взрыв порохового арсенала. Вонь поглотила злосчастную комнатку. Но сноровистая женщина как запущенный в работу робот открыла краник, и живительная влага, вроде заработавший автомобильный радиатор стала охлаждать живот больного. Истерзанный муками ожидания и разрывающегося от обилия жидкости кишечника, боец не выдержал и, вырвав наконечник, стремительно побежал к унитазу. Пока он извергал задом накопившиеся в чреве шлаки, обезумевший от напора воды шланг, почувствовав свободу от извлечения из заднего прохода, забившись в конвульсиях обильной струёй, окатил медсестёр. И бездыханным концом упал на богатырскую грудь Фаины Клеметовны. Грязная и промокшая старшая медсестра, покидая залитую водой клизменную, уничтожающим взглядом посмотрела на безучастно стоящую в углу практически сухую практикантку и, вручив той швабру, приказала, убрав беспорядок, продолжать процедуры.

Даша не могла видеть происходящей вакханалии, так как всё это время сидела на сестринском посту, занимаясь историями болезни. Периодически звонящий рядом с ней телефон протяжным треском напоминал о своём существовании. После очередной трели пластиковый говорун возвестил о том, что больной Тараканов вызывается на повторный снимок грудной клетки. Девушка, опешив от печальной вести, ничего не ответив, молча, положила трубку. Но через час более требовательный голос, представившись заведующим рентген отделения, предварительно поинтересовавшись, с кем разговаривает, попросил Дашу под её личную ответственность доставить Тараканова на рентгенографию. Осмелевшая студентка напомнила, что вчера лично привозила пациента на процедуру. Но врач категорично парировал, «он дышал», и бедняжка, уже положа свою трубку, прошипела, «лучше, чтобы ты совсем не дышал». Молча стоя и перебирая глазами медперсонал, она думала, кому перепоручить опостылевшее за вчерашний день трудоёмкое задание.

И вдруг её взору предстала животрепещущая картина. В конце длинного, светлого коридора, из дверного проёма столовой чинно выплывала часть пижамы, одетой в до чёртиков поднадоевшее за прошлый день тело. Затем показался арбузообразный живот, и завершилась немая сцена появлением багряного алкоголического носа и рыжих «будёновских усов». Увидев вчерашнего мучителя измывавшегося над ними и прикинувшегося паралитиком подвижным и вальяжно шествующим, словно по замусоренному крошками столу сытого таракана, она вся закипела от негодования. Но пока Даша приходила в себя от беспредельного хамства больного и решала, как поступить, тот прошёл мимо дверей лифта и скрылся в палате. Смышленая девушка, немного подумав, взяв со стола отпечатанный на бумаге попалатный список больных, а так же историю болезни имитатора, уверенно зашагала в гости к бесстыжему лжецу. Уверенная в том, что хама надо бить неожиданно и его же оружием, она грубо по-хозяйски открыла дверь. И не здороваясь, сразу перешла к делу, называя фамилии, первыми пришедшие в голову. Словно убедившись, что таких нет, она в конце произнесла:

— Ну, а Тараканов есть.

— Да, — нехотя отозвался больной.

— Вам лично, под расписку и предъявив паспорт, необходимо получить спец. паёк. Сейчас в столовой начнётся его выдача. Так что поторопитесь, желающих очень много.

Больше ничего не сказав, она вышла из палаты и направилась к лифту, предусмотрительно нажав на вызов. Жадный до халявы пациент, на ходу надевая обувь, устремился в буфет, никого не видя на своём пути. Проходя мимо лифта, невидимой рукой он был впихнут в лифт. Напуганный до полусмерти, он испуганными глазами смотрел на юную девушку.

— Быстро вы научились ходить, а раньше за малейший обман расстреливали. Придётся доложить руководству больницы о вашем дезинформирующем поступке, и скорей всего вас выпишут.

Ополоумевший от похищения и от обличительной, словно приговор, речи Тараканов, потупив взгляд, кротко спросил:

— А теперь куда.

— Пока что на рентген, а там на усмотрение заведующего, если вы опять запорете снимок, вас как вредителя подвергнут строгому наказанию за перевод ценных ингредиентов.

Ничего не понимая, разоблачённый в обмане, будто пойманный с поличным шпион вёл себя тихо как мышка. Полностью и беспрекословно подчиняясь командам рентгенолога, он, отснявшись, дожидаясь результата, молча, сидел в коридоре. Даша, специально отойдя от него на полчасика, выждала время и, явившись, строго сказала, учитывая ваши заслуги и преклонный возраст, ваша провинность окулируется, но вы взяты руководством на карандаш. Старичок тихо ответил, «слушаюсь». И взяв Дашу под руку, шаркающей походкой пошёл в отделение. Увидевшая эту трогательную до сарказма сцену, Глафира, открывшая на время дверь клизменной, остолбенела и, потеряв равновесие, упала на кафельный пол. 

 

Дружба 

Стоял знойный летний вечер. Тело искало тени. И спрятавшись от изнурительной духоты на тенистой веранде летнего кафе, я стал свидетелем изумительной картины. Рядом, по- соседству со мной, за сервированным яствами столом отдыхала группа людей, привлекшая к себе особое внимание. Их пионерский задор и жизнерадостный, весёлый, не оскорбительный смех разволновал мою одинокую душу. Замечательная компания обсуждала сатирические сюжеты из своей большой и интересной жизни, по-юношески искрилась лучезарными улыбками и светилась от счастья. Животрепещущие сценки из прошлой жизни дружного коллектива отличались своей колоритностью и проникновенностью. При этом их шалости казались добрыми и невинными. И чувствовалось, что эти люди – одна цельная, большая и дружная семья. Настолько бережно они относились друг к другу. Прекрасные воспоминания их трудного послевоенного детства позволяли им оставаться молодыми и забыть о болячках, которые своими подлыми и ядовитыми змеиными укусами нет-нет, и одолевали их истерзанные сердца. Но сейчас, здесь, ничто в них не говорило об этом. Бодрые и активные, они здраво и тонко, с добавлением сочных эпитетов, рассуждали о превратностях судьбы. Разные внешне и по складу характера, эти люди, скорее всего, имели общий, объединяющий их стержень, заставляющий собеседников с уважением относиться друг к другу. Ровесники, дети далёкой и жестокой войны, они заинтриговали меня, и я стал прислушиваться к их беседе.

Заводилой этой по-семейному сплочённой компании была яркая и чрезмерно общительная женщина, своим звонким голосом, словно регулировщик, направляющая движение за столом. Её фонтанирующая энергия импульсами передавалась окружающим, и как эрудированный конферансье энтузиастка управляла замечательным ансамблем исполнителей. Вроде заядлого тамады, открывая банкет, она дала слово коренастому мужчине с поставленной академической речью. Который без чопорности, по-простому выражаясь, сказал проникновенные слова:

— Дорогие мои, я хочу поднять бокал за нашу дружбу. Которая словно дорогой коньяк с годами становится всё крепче и, набираясь божественным ароматом своего букета, благоухает, расточая радость и добро. Возможно, благодатная пыльца, выпорхнув из нашего соцветия, опылит чьи-либо молодые, пропитанные романтикой сердца, и они последуют прекрасному примеру, показанному нами. А мы постараемся раскрыть секреты долголетия бескорыстного отношения, основанного на взаимовыручке и взаимопонимании.

Фраза, тронув чувствительные струны души сидящих рядом с ним людей, будто по мановению волшебной палочки заставила их зазвучать мелодией незабываемой песни. Волнительное и не фальшивое звучание куплетов радовало ухо и возвращало меня в далёкое и радостное детство. Солировал у любителей песнопения плотный молодящийся мужчина, громко зачиная напевы, несправедливо спрятанные нынешней молодёжью в сундуки времени. Одна песня сменялась другой, и этот единый, гармонично звучащий хор как можно лучше отображал преданность отношений закадычных друзей. В заключение этого спонтанного, в виде вокала выброса эмоций высокий и статный мужчина, встав, предложил выпить за тех, умерших, кого нет среди них. Все сотрапезники, последовав его примеру, встали и почтили минутой молчания память бесследно ушедших. Грусть, пришедшая с воспоминаниями, придала их общению меланхолии. Но огромная жизненная сила и крепость духа постепенно вновь привела коллектив в чувства и, приободрившись, компания верных и преданных друзей вновь возобновила веселье.

Увлечённый чужим счастьем общения, я не заметил, что вечер давно перешёл в ночь, и пора было уходить. За время подсматривания, словно в замочную скважину, за чужим счастьем, я узнал, что дружащие между собой более шестидесяти лет люди были одноклассниками. И с восхищением, будто на выставленный в музее сверкающий и манящий самородок, взирал на этот реликт, несущий в себе целый пласт нашей великой и трагической истории. И тем милей и дороже казались мне эти люди, не запылённые и не пропахшие нафталином, а деятельные и энергичные, способные дать фору любому из молодых. Моему восхищению не было предела. И уходя, я мысленно низко кланялся в пояс этим замечательным и прекрасным людям. Которые, словно нежный и хрупкий цветок бережно пронесли по жизни свою дружбу и, теряя на ходу увядающие лепестки человеческих потерь, не очерствели, а по-прежнему оберегали светоч, согревающий их своим теплом. Растормошив мою грусть, эти замечательные люди заставили меня понять, что жизнь удивительна и интересна. И только от тебя зависит, насколько долго ты будешь пользоваться этой благодатью. 

 

Конная прогулка 

Рассвет, ясным и чётким светом равномерно расстилаясь по зеленеющей растительности горной вершины, громогласным птичьим пением возвестил о рождении нового дня. Эти свиристящие звуки, мелодичным эхом разливаясь, разносились далеко по округе, словно городской глашатай объявлял о зарождении новой семьи. Яркий солнечный диск, по-хозяйски расположившись на голубом безоблачном небе, в чарующей улыбке расплылся перед окружающей природой, поражающей великолепием ландшафта. Чётко прочерченный в золотистом блеске горизонт завораживал своими масштабами. Небо казалось недосягаемым даже на этой высоте и манило птиц и людей царственным величием. Гордые и мохнатые деревья-великаны острыми кончиками макушек, словно кончиками пальцев, стремились дотянуться до бескрайних просторов вселенной. Крутые горные тропинки, хорошо различимые своими вертикальными прорехами, витиеватым серпантином практически исчертили все горные вершины. Эти дорожки хорошо выделялись между зарослей кустарников и вековых исполинов-сосен. По одной из них вверх, мелкой рысью, в один ряд, грациозно двигались две поджарые и ухоженные длинноногие лошадки, умело управляемые наездниками. Всадники, уверенно и с достоинством держась в сёдлах, весело улыбались и с большим интересом изучали великолепие местной природы. Их силуэты были чуть различимы: пышная, развевающаяся на ветру копна женских волос словно пылала в золоте солнца и часто смыкалась с головой попутчика. И если невольный свидетель обратил бы внимание, с какой нежностью и любовью относилась друг к другу эта парочка, он сразу бы сообразил, что это путешествуют молодожены. Наездники, двигаясь в густом лесу, то надолго исчезали с поля зрения, а затем вновь появлялись из-за массивных веток и кустов, попадая, словно на жаровню, под ослепительные и обжигающие лучи дневного светилы. Широкие и покатые бока лошадей, блестя и переливаясь на солнце, забавляли всадников своим сказочным сиянием. Создавая иллюзию божественного ореола вокруг влюблённой парочки. Волшебная обстановка добавляла романтизма прогулке очаровательной, черноволосой и тонкокостной амазонки и её благородного и мужественного спутника. Они, будто находясь в райских кущах, наслаждались перекатами разноголосой трели пернатой братии под плавное, вроде в такт мелодии, раскачивание верхушек сосен. Всё, и флора, и фауна, каждая на свой лад воспевали сладкозвучными руладами уединившихся в их чащах поражённых стрелой амура наездников. И словно сговорившись между собой, обитатели таинственной кладовой природы старались сохранить в тайне пребывание «счастливых голубков» в сказочном королевстве. Молчаливые свидетели человеческих секретов, вроде зажмурившись, старались не мешать молодым людям.

А те, в свою очередь, наслаждались невольным отрывом от цивилизации и были поглощены приятным общением. Они могли говорить часами, не надоев, а наоборот распаляя свои чувства, нежно и безропотно вслушиваясь в голос единственного дорогого и надёжного собеседника. И серенада трепетных сердец, переплетаясь с сюитой волшебной кладовой соснового бора, слилась в кантату всепоглощающей гармонии. Эти двое создавали понятный только им мир эмоций и мыслей, отличный от других своею индивидуальностью. Горячие и страстные сердца, словно два быстрых хрустально-чистых ручейка, смело пробивая дорогу через непреодолимые преграды, протискивались между скал обстоятельств и стремительно сближались друг с другом, сливаясь в полноводную и плодовитую реку любви. Девушка - хрупкая и нежная, добрая и ласковая красавица, и её молодой человек - симпатичный и порядочный, сердечный и внимательный, строитель семейного счастья и благополучия, воссоединились на века. Разные по силе характеры: мягкий и лёгкий, вроде дуновение тёплого майского ветерка у принцессы; и мощный и настойчивый, как исток горной реки — королевича, образуя симбиоз, занялись конструированием уклада жизни в одной отдельно взятой ячейке человеческого бытия. Создаваемый ими не ведомый доселе драгоценный сплав, яркий, крепкий и тугоплавкий, будет не подвластен ни злу, ни превратностям судьбы, и с каждым днём, как любой растущий организм, расцветёт всё сильней и краше. А страсть, не звериная и пошлая, а лирически импульсивная, без надрывов и сцен родит живительный нектар, под названием элегии чувств.

Влюблённые наездники размышляли о любви и, не следя за указателями, сбились с маршрута. А их кони, предоставленные сами себе, почувствовав под своими точёными копытами живительную влагу ручейка, бодро зафыркали и ускорили ход, быстро двигаясь на приближающийся раскатистый и нарастающий шум. И вот натуралисты оказались у разделительной водной преграды в виде высокого, но не широкого водопада. Лошади, как завороженные стали у левого края всёпожирающей пропасти. Водяной поток, бурля и клокоча, вырывал стоящую у него на пути растительность, подводный мусор и косяки мигрирующей по водоёму рыбы и гнал их вслед за собой, низвергаясь вместе с ними в пожирающую бездну, на дно десятиметрового речного порога. Пройти или переплыть водопад было практически невозможно, река быстро несла свои воды, а острые вроде зубов крокодила скалы обещали неприятное столкновение с ними. Развернувшись назад, всадники проехали несколько десятков метров вдоль берега в поисках брода, пока не нашли обмелевший, весь усыпанный огромными валунами участок реки. Мужчина, сидя в седле, сначала стал подталкивать своего четвероногого друга к спасительной переправе, а затем острыми стременами подстегнул нерешительное животное, настойчиво требуя идти вперёд. Но мудрый потомок мустангов не спешил безропотно выполнять необдуманные команды. Он, опустив в студёную воду свою стройную и жилистую ногу, словно опытный ныряльщик, исследуя слизкое от водорослей скалистое дно водоёма. Мощное течение не позволяло копытам устоять на скользких камнях. Войдя на полкорпуса в воду, лошадь от сильного выброса воды стало разворачивать задом, и вроде чья та мощная рука заставляла животное вместе с седоком следовать за ним в водную бездну. Конь, издав истошный крик и весь напрягшись, стремглав выскочил из пожирающего водопада. Переведя дух, молодой человек стал взглядом искать сваленные буреломом деревья. Затем, найдя поблизости живописную полянку и подъехав туда, он, спрыгнув с лошади и сняв любимую с её коня, рассёдлав скакунов, устроил для верной подруги привал на траве. А сам целый час трудился, сооружая из найденных брёвен слабое подобие переправы, заблокировав обломки деревьев между камней. Пока «понтонный мосток» не был разрушен, труженик, взяв милую на руки, перенёс девушку на другой берег и, оставив там, вернулся за лошадьми. Завершив переправу, благодарная амазонка нежным поцелуем наградила своего спасителя, и путешественники, с трудом вновь выйдя на маршрут, стали спускаться с вершины по направлению к базе. После бурных переживаний и волнений они, окидывая взглядом окружающую идиллию природы, успокоились и наслаждались единением с природой. Выехав на равнину и увидев вдалеке знакомые деревянные строения турбазы, они, подстегнув лошадей, галопом понеслись вскачь, обдуваемые тёплым весенним ветерком. На сердце у всадников было легко и спокойно. Всёпокоряющая любовь обуревала их души, и возвышенная, и победоносная, несла молодых в золоченый замок благополучия.

 

Марафон 

«Понедельник — начало недели, — пробуждались здравые мысли в сонной голове женщины, — значит, всё будет по новому, — пришло ей в голову грандиозное решение. —  Меняю ритм жизни», — обрадовалась она.

Но будильник требовательно погнал в ванную комнату. Из неё намыленной рукой вполне привлекательная брюнетка настойчиво пыталась дозвониться малышам, объявляя подъём. Но, не достучавшись до детских сердец, запахнув на влажном упругом теле халат, отправилась их будить персонально. Сорванцы, девочка лет шести и мальчик восьми, упирались. Пришлось настоять, да так жёстко, что сердце материнское рыдало. Одевая озорников, она одновременно укладывала волосы на своей голове. Получалось не очень. Но большеглазая брюнетка не отчаивалась. Подогревая завтрак мужу и малышам левой рукой, правой заботливая мать натягивала на себя джинсы и майку.

Напоследок женщине оставалось самое ответственное, не оставить спящим старшенького в семье, несравненного благоверного. А то он проспит и вновь опоздает на службу, после выговаривая жене за разгильдяйство. Больше трёх минут она трясла его за плечо, тянула за мочку уха. Оставив звенящим будильник перед самым его носом. Напоследок, крикнув в ухо:

— Генадик, я с детками ушла, завтрак на столе.

— Хорошо Ленусик, встаю, — ответило полудремлющее тело супруга.

А Лена с Толиком и Верочкой уже бежала к машине, поторапливая малышей. Те, устроив визг, шумно топая по ступеням, подняли на уши весь дом. Сев в авто, женщина тяжко вздохнула, предвкушая вечером услышать наставительные слова «благодарности» от старой грымзи, соседки, на тему: «Как воспитывать детей». «Возьми и нянчись с ними», — выплеснула из себя гнев Лена.

В толчее городских пробок, лавируя и выискивая брешь среди машин, она двигалась по давно отлаженному маршруту. Детсад, школа, работа.

К конечному пункту своего пути Елена рвалась с вожделением. Только там она могла вздохнуть облегчённо с чувством выполненного долга. До вечера был возможен отдых. Перерыв, невесть какой, но её устраивающий.

Сесть за рабочий стол, без суеты и, разложив косметику, впервые за всё утро посмотреться в зеркало, чтобы ужаснуться: «Боже мой, и в таком виде я ехала через весь город»… 

 

Рыбалка 

День не задался с самого утра. Зрел нарыв, причиной которого была забывчивость. Выходит человек из дома на полчаса, не переобувая тапочек, например, в киоск за сигаретами, а возвращаешься под утро, лишь после того как заканчиваются деньги.

— Единственный за неделю выходной, и тот ты проводишь вне дома, — возмущалась супруга.

— Безобразие чистой воды, — согласился я. — Но Сашке надо помочь с переездом. Он уже неделю просит.

Резко кольнуло в правом боку. Вчера усугубил. Но усыпляя бдительность жены, я взялся за спину.

— Как же с радикулитом ты будешь толкать шифоньер? — проявила беспокойство благоверная. — Совсем у него совести нет.

— Уже легче, — спохватился я, понимая, что пора уходить.

— Хочешь, я поеду с тобой, — предложила супруга.

— Чтобы меня подняли на смех, — взмолился я, выбежав из дома.

Часы показывали ровно шесть. Мишка ждал за углом. Позвонив три месяца назад, он слёзно просил о помощи.

«Купил спиннинг. А на рыбалку съездить не с кем, — жалился друг. — Не портить же выходной, сидя дома».

Я его понимал. Примерный семьянин, живущий в малогабаритной квартире с женой, тёщей и двумя детьми он пытался вырваться хоть куда-нибудь. Периодически я его выручал, зная, что когда понадобится, он ответит тем же. Сидя у реки, отдыхаешь от домашней трескотни супруги и житейских забот. Забывая, что на следующий день будет мерзко и муторно от избытка спиртного.

Излишек адреналина в крови Мишки пагубно влиял не только на него. Моя печень становилась всё объёмней, угрожая в любой момент залить кожу золотистым цветом.

Придуманное приятелем хобби казалось скромной забавой по сравнению с прогулками на скоростной яхте вокруг Средиземного моря, но несло в себе массу отрицательных моментов. Приученных к поводку псов захлёстывают эмоции, когда их выпускают порезвиться на лужайке. Только дай волю такому, белку загоняет. Ненасытен был и Мишка. Я это знал, отчего на сердце у меня лежал камень по имени Маруся (моя жена). Но отказать товарищу не мог.

Звуки пилорамы гудели в ушах. Спускаясь по лестничному маршу, я пытался их заглушить, предвидя возможность скандала. Но стоило увидеть радушную улыбку друга, я изменился в лице, удалив с него остатки грусти.

— Едем, — захлопнул я за собой дверцу автомобиля, и мы отправились в путь.

Через пять минут меня покинули душевные муки. А к семи часам утра поплавки наших спиннингов уже колыхались на воде. Мы же выпили за начало рыбалки.

К слову, Мишка подготовился основательно. Как для истинного романтика, главным для него был сам процесс приготовления пиршества. «Не пьянки ради», — любил повторять он, устроив из рыбалки целый ритуал, строго соблюдая очерёдность.

Мишка считал, если порядок нарушить, дело не заладится. За два-три дня до отъезда он сам заготавливал жирных червей и мерзких опарышей. Проверял на надёжность снасти, закидывая леску с наживкой прожорливым и наглым воробьям. Смешивая различные крупы, он вроде алхимика варил таинственную взвесь для подкормки изголодавшейся рыбы. Ну и конечно брал приличное количество провианта с горячительными напитками, так необходимыми в томительные минуты ожидания клёва. На этот раз, как обычно открыв багажник, заядлый рыболов с гордостью показал целую батарею горячительных снарядов.

«Едем не зря», — слыша звон посуды в багажнике, понял я ещё в пути.

Весна цвела и зеленела. По гладкому и широкому, словно женское бедро, шоссе, автомобиль быстро, словно в диком экстазе домчал нас до запруженных озёр. Прозорливые коммерсанты постарались.

Выбрав самое безлюдное место пруда возле берёзовой рощи, мы там и расположились. Мишка принялся кидать в запруды приманку для безмолвной жертвы, творя рыбе замануху, а я на живописном ландшафте соорудил маленький походный натюрморт: мангал с аппетитными кусками свинины на нем и столик. Запотевшая водка дожидалась в тени. Волнительный аромат жарящегося мяса заставил слюну подкатить к горлу, и мы, разгорячённые ожиданием, пили зубодробительную водку, чувствуя живительное тепло, разливающееся по кровеносным сосудам. Закусив выпитое белоснежным ломтиком брынзы и закрыв на секунду глаза, мы, ощутив упоительное наслажденье, занялись разложением снастей. Поочерёдно забросив подальше в водоём ряд спиннингов с болтающимися на них червями, Мишка следил за клёвом. А я, наполнив алюминиевый котелок водой из пруда, поставил его на костёр. Пока закопченные бока повидавшей виды посуды обдавались красно-жёлтыми объятьями пламени, мы уже выпили ещё, закусив сочным шашлыком. Жизнь налаживалась, щебетание птиц и радующий глаз пейзаж вселяли уверенность в правильности сделанного нами выбора. Не дожидаясь улова, мы закинули в кипящую воду привезённую заранее тушку судака, заправленного картофелем и морковью, попутно наблюдая за блеском поплавков под палящими лучами солнца. С надеждой ожидая, когда яркий «смычок» резко задёргается от улова, вроде скрипичных звуков, рождающихся в руках виртуозного маэстро.

На разносящиеся по округе ароматы свежего варева к нам потянулась стайка любопытных рыбаков, интересуясь, как нам удалось, только приехав, поймать крупного судака.

Большой шутник Мишка на ходу сочинил экзотический рецепт прикормки, нахваливая чрезвычайно притягательную силу блесны на спиннинге.

Чрезмерно доставучих гостей приходилось выпроваживать, предлагая им попробовать на вкус зловонной рыбной приманки.

Первый улов, так необходимый для утоления жажды победы, мы скрепили солидной порцией алкоголя, запивая его горячей и бодрящей юшкой. Садки постепенно заполнялись рыбой и, усладив душу, я перестал следить за пляской поплавка. Жара разморила, и дрёма сковала глаза. Бороться с ней не было возможности. Удочка не слушалась рук. Я постоянно не успевал подцепить проворного леща или карпа. И когда в очередной раз прыткое водоплавающее махнуло мне на прощанье хвостом, я, оставив затею поймать рыбу, улёгся спать. Уснул и Мишка. Поздней ночью, безжалостно покусанные комарами, мы проснулись. Был третий час ночи.

— Славно порыбачили, — поблагодарил я друга, когда под утро он доставил меня домой.

Отрывая ключом дверь своей квартиры, я проговаривал слова оправдательной речи о силе дружбы и о том, что в ней, как и в семейной жизни, надо подчинять личные интересы общественным. И о том, что тем и почётно выполнять эти обязательства.

Переступив порог дома, я облегчённо выдохнул. Моя драгоценная супруга спала, и значит «Ядерного взрыва не произойдёт», — тешила меня надежда. Любимая жёнушка сладко посапывала в кровати и, целуя милую в щёку, я уверовал, что пронесло. Милое и, по сути, доброе существо, она была отходчива. Но только не сегодня.

Резкий свет ночника ударил мне в глаза. А хлёсткие слова жены ударили сильнее пощечины.

— Тебе привет от Сашки, — злорадно усмехнулась она, — он очень благодарен за помощь.

Я многозначительно промолчал.