Владимир Невский

Хомяков сидел на балконе, курил и потягивал, не спеша, баночное пиво. Он заметил за собой, что после ремонта квартиры, который сделала Снежана, он перестал курить по всем комнатам. Эти мысли вызывали у него только грустную улыбку. Снежана сама не звонила, а собственные звонки цели не достигали. А в последнее время он отбросил все иллюзии и все попытки дозвониться. Это был лишь эпизод в его жизни. Хороший, романтичный, но эпизод. Он закончился, а жизнь, как известно, не стоит на месте. И надо жить, надо чем-то заполнять пустоту, которая его окружила. Затушив сигарету, он прошел в кабинет и включил компьютер. Вчера он заполучил клиента. Ничего особенного не было в заказе – проследить за супругой и выявить наличие любовника. Обычное дело обычного частного детектива. Клиент, правда, богатый и гонорар обещал соответствующий. Андрон даже уже прикинул, на что он его потратит: на капитальный ремонт своей любимой машины – тольяттинской пятёрочки цвета «бордо». На мониторе появились текст и фотографии очередного дела, и Андрон начал рассуждать вслух:

— Итак, Куприн Иван Алексеевич, директор ОСБ-банка, сорок пять лет. Жена: Куприна Анастасия Сергеевна, сорок лет. Да? А по фотографии не скажешь. От силы лет тридцать. Хорошо выглядит. Ну, это и понятно: нигде не работает, салоны красоты, фитнес, массаж. Детей не имеют. Домашние дела – естественно, на домработнице. Вот! В этом и кроится причина блуда. Загрузить бы её по самое горло: дом, работа, дети. Времени и сил не хватало бы не только на любовника, но и на выполнения супружеского долга. Кстати, а ты сам, Иван Алексеевич, часто ли выполняешь его? Поди, очень занятой человек? Работа на первом месте. Да и любовница полагается по штатному расписанию. Ладно, не за это мне деньги платят. Оставим на твоей совести. Займёмся моложавой супругой бальзаковского возраста. День, как я понял, начинается у неё где-то в районе одиннадцати утра. Поздняя пташка. Но пора за работу.

Он отключил компьютер и собрался. Весь свой арсенал он взял с собой: фотоаппарат, видеокамера, пистолет, телефон, термос с кофе, бутерброды и кипу японских кроссвордов.

Ракушка, где стояла его машина, находилась во дворе. Она хоть и с трудом, но завелась.

— Ничего, — он нежно погладил рулевое колесо. — Вот выгорит дело, и я приведу тебя в порядок. Будешь ты у меня как новенька.

Весь день он тенью следовал за госпожой Куприной по известному заранее маршруту: магазины, парикмахерская, массажный салон. Ничего сверхъестественного. Встречалась, в основном, с такими же дамочками, не отягчающими трудом. А вот под вечер она встретилась в кафе с молодым парнем. И Андрон приступил к работе. Хорошо, что стена кафе была стеклянная, и парочка отлично просматривалась с улицы. Он сделал несколько снимков и небольшую видеозапись. Ничего определенного: ну держал парнишка её за руку, ну поцеловал на прощание в щечку. И всё. Куприна вернулась домой, откуда не выходила до самого прихода мужа.

— А что ты хотел? — говорил себе Хомяков, готовя незамысловатый ужин из полуфабрикатов. — Хотел тут же поймать её на месте прелюбодеяния? В первый же день?

Нет. Фортуна — не простая птичка, её голыми руками не возьмешь. Необходимо установить личность этого паренька. Он же ей в сыновья годится. А может, так оно и есть. Внебрачный сын, потому и скрываем.

 

Встретились они через два дня. На набережной, пустынной и одинокой. Пока Андрон изощрялся подойти как можно ближе, разговор между ними перешел в более раздражительную фазу. Потому как оба они махали руками и говорили на повышенных тонах. К сожалению, ветер относил в сторону их слова, так что оставалось лишь снимать на видео. Куприна передала парню пакет, судя по всему, с деньгами. Он заглянул в него, и разговор вспыхнул с новой силой. И всё же они смогли договориться и прийти к консенсусу. Парень обнял её за плечи, поцеловал и проводил до машины. Мысль о внебрачном сыне можно с легкостью вычеркнуть – поцелуй был далеко не детский. Поцелуй влюбленного, страстный и долгий. Да и ручки шаловливо бегали по её телу. Куприна укатила на своём «Форде», а любовничек стал ловить частника. Вскоре ему это удалось, и Андрон поехал за ним. В конце концов, он установил место жительства парнишки. Время было позднее. И не похоже, что сегодня влюбленные вновь встретятся. Значит, фотографии с постельными сценами откладываются, и Хомяков с чувством выполненного долга вернулся домой. После ужина он вновь приступил к работе: напечатал на компьютере фотоснимки, перекачал видео. И ещё раз внимательно просмотрел его.

— Интересно бы узнать, о чем так шумно беседуют голубки? На повышенных тонах. Что-то у них не в порядке.

Тут идеальная мысль пронзила его. Андрон вспомнил о Михалыче. Жил в соседнем подъезде пенсионер. С детства глухой, как пень. Но отлично читающий по губам. Сколько б ни общался с ним Хомяков, всегда удивлялся этой способности. Михалыч просто смотрел на его губы и отвечал. Всегда правильно, всегда в тему. Детектив, недолго думая, побежал к нему. Старик жил один, телевизора у него не было, он не пил. Зато он читал. Читал много, просто запоями. Хомяков нажал на кнопку звонка, зная, что во всех комнатах сейчас замигают красные лампочки. И где бы ни был в это время Михалыч, будь то в комнате или на кухне, туалете или на балконе – он увидит мигание и через минуту откроет дверь. Так оно и случилось.

— О, Андроша! Привет! — радостно воскликнул старик. Громко, басисто.

— Помощь нужна, — Андрон показал на горло. — Вот так нужна.

— Заходи.

— Нет. Пошли ко мне. Там всё узнаешь.

— Пошли, — легко согласился Михалыч. Для него это было событием.

Усадив старика в мягкое кресло и приготовив крепкий чай, Хомяков объяснил суть дела.

— Сейчас я поставлю одну пленку, а ты уж постарайся понять, о чем разговор.

— Только не иностранщину. Я и телевизор не покупаю, потому как там гоняют одну заграницу, — ответил Михалыч.

Андрон включил видеомагнитофон. Старик внимательно просмотрел запись два раза.

— О чем говорит баба – не могу сказать, снято боком, губ целиком не видно. Да и парень не очень. Только несколько фраз.

— Говори, — поторопил его Андрон. — Важно это.

— А я знаю, что важно, — усмехнулся в усы Михалыч. — Дело-то серьёзное.

— Неужели?

— А то. Купишь мне за это десятитомник Бориса Акунина. Усёк?

— Куплю, — согласился Андрон, — если дело стоит этого.

— Стоит, стоит, — успокоил его старик. — Значица так. Парень говорит: тридцать тысяч? За банкира? Где же я возьму такого киллера? Банкир стоит дороже. Что баба говорит – не знаю. А парень еще: хорошо милая, успокойся. Всё устрою, всё сделаю.

Андрон плюхнулся в кресло. Ничего себе: дело принимало иной оборот. Получается, что любовнички решились на убийство Куприна. И парень пообещал найти киллера. А в пакете было тридцать тысяч! Вот это вот развязка! Надо срочно установить за ним круглосуточное наблюдение. Или позвонить в милицию? Или Куприну?

Проводив Михалыча, Хомяков спрятал все материалы по этому делу в сейф, который был хитро устроен в кадушке с фикусом. К единой мысли он так и не пришел. Решив, что утро вечера мудренее, завалился в кровать. Но спустя некоторое время в дверь позвонили. Нехотя, вылез из-под одеяла и прошагал в прихожую.

— Кто там?

— Вам привет. От Снежаны Сугробовой, — раздалось по ту сторону двери. Её имя подействовало сказочным «сим-сим», и, забыв про всякую осторожность, Андрон распахнул дверь. И тут же за это поплатился. Удар в лицо и он – в нокауте. Очнулся только в ванной, от струи холодного душа.

— Очухался? — спросил его мужчина лет тридцати пяти. За его спиной маячили два бугая – телохранителя. — Держи, утри свои кровавые сопли, — бросил полотенце.

Нос был разбит, и по подбородку текла кровь. Андрон прижал полотенце, пытаясь привести мозги в порядок. Мысли путались.

— Не бойся, убивать тебя не станем. Подпишешь одну бумажку – и свободен.

— Как сопля в полете, — буркнул один из телохранителей.

— Какую? — тяжело спросил Андрон.

— Отказ от дочери, — пояснил мужчина.

— Какой дочери? — не понял Хомяков.

— Своей дочери, — незваный гость начал терять терпение. — От Виолетты.

В голове совсем все перемешалось.

— Ничего я подписывать не буду.

— А может всё-таки его убить, Заречный? А? — вновь подал голос словоохотливый бугай.

— Дурак! — процедил сквозь зубы мужик. — Мне подпись нужна.

Он достал мобильник, набрал номер и включил громкую связь, что бы и Андрон мог слушать разговор.

— Дорогая, это я.

— Привет, — голос принадлежал Снежане. В этом не было никаких сомнений.

— Твой Хомяков не хочет подписывать бумаги. Ты уж сама скажи ему об этом, — он протянул трубку Андрону. Так ничего и не понимая, он взял телефон.

— Да.

— Андрон? Привет.

— Привет.

— Андрон, пожалуйста, подпиши отказ на Виолетту. Я тебя очень прошу. Без неё я не смогу вернуть дочь. Пожалуйста.

— Снежана.

— Я потом всё тебе объясню. Подпиши, пожалуйста.

Дальше мужчина не дал продолжить разговор, выхватив трубку.

— Всё, дорогая. Он тебя послушался. Целую. — И отключился. Вопросительно посмотрел на детектива.

– Хорошо, — согласился тот, — я подпишу.

Охранники быстро вытащили его из ванной и насильно провели в комнату. Усадили за стол, а их хозяин достал бумаги и положил перед Андроном, указывая, где необходима его подпись.

— Вот теперь порядок, — он спрятал бумаги в кейс, а так же и мобильник Хомякова. — Купишь себе новый. И забудь номер Снежаны раз и навсегда. Уходим.

И всё же так просто они не могли уйти – провели два-три болезненных удара, и Андрон вновь потерял сознание.

 

Очнулся он утром. Преодолевая боль во всём теле, прошел в ванную. Слава богу, нос был не сломан, вот только синяки распластались под обоими глазами. Он принял душ, приготовил крепкий кофе и вышел на балкон.

— Ничего не понимаю. Зачем Снежана сначала выдаёт Виолу за мою дочь, а потом просит отказаться от неё? Как это может повлиять на судебный процесс по восстановлению status QUE? Ничего не понимаю.

Он вспомнил о мобильнике и выругался. Мог, в конце концов, записывать все номера не только в телефонной памяти, но хотя бы и в записной книжке. Восстановить все номера было проблематично, тем более до него теперь никто не дозвонится. Новый телефон – новый номер. Хорошо что компьютер сволочи не тронули. На диске – все его дела.

— Чёрт! — несмотря на боль, Андрон даже подпрыгнул. — Куприн!!! Его собираются убить!

Собрался он в одно мгновение, добавив к экипировке лишь солнцезащитные очки. До дома, где проживал любовник Куприной, он добрался за рекордное для его машины время. Как он и ожидал, около подъезда уже сидели бабушки, обсуждая либо вчерашнюю серию мыльной оперы, либо кого-то из жильцов.

— Здравствуйте, красавицы, — поздоровался он.

— Ой, как хорошо нас называют, — откликнулась тут же самая молодая из пенсионерок. — Ну, здравствуй, милок.

— Не подскажите мне, милые дамы, — лесть всегда остается лестью и способна распахнуть любое сердце. — В какой квартире проживает вот этот молодой человек? — он показал фото.

— А, это Алик, — узнали его бабушки. — Так он квартиру тут снимал. У Натальи Ивановны, тридцатая.

— Снимал?

— Ага. Сегодня утром съехал.

— Да? — такого оборота Андрон никак не ожидал и находился в растерянности.

— А Наталья Ивановна сейчас дома, — добавила бойкая старушка и тем самым невольно подсказала детективу его дальнейшие действия.

— Спасибоньки, — поблагодарил он и зашел в подъезд.

Наталья Ивановна была тоже пенсионеркой, но с небольшим стажем. Бойкая, юркая.

— Я частный детектив. Ищу Алика.

— Он что-нибудь натворил? Не может быть! Такой хороший мальчик. Воспитанный. Снял квартиру на год, даже заплатил вперед. А сегодня неожиданно съехал. Прожил всего десять месяцев и деньги за два месяца не потребовал.

— Во как?

— Что же он натворил?

— Да ничего. Алиментщик он, — нашелся Андрон. — А дочери помогать не желает.

— Ай, ай, ай, — покачала головой старушка. — Вот и дочь моя воспитывает внучку одна. Тоже алиментщик, да только хорошо скрывается, гад.

— Вы квартиру как сдавали? Через агентство или по знакомству?

— Через агентство. Всё по закону.

— И договор имеется?

— А как же. Сейчас, — она стала искать в книжном шкафу. — У меня всё по закону. Алик позвонил вечером, говорит «Утром уезжаю». Я и приехала. Посмотрела, всё в порядке, всё хорошо. Ключи забрала. Вот. — Она протянула договор.

— Ага, — Андрон стал просматривать бумаги. — Вы говорите, что его Аликом звали. А договор заключен на Опилкина Егора Тимофеевича.

— А это он и есть. По паспорту зовут его Егором, но он просил называть Аликом.

— Понятно. — Хомяков переписал в блокнот все данные на Опилкина Е.Т.

Уже сидя в машине, не спеша, раскатывая по городу, он размышлял:

— Картина получается такой: либо Егор-Алик решил кинуть Куприну на тридцать тысяч, либо заранее меняет место жительства, заметая следы. Вот только с договором промашка вышла. И что теперь делать мне? А не смотаться ли мне в деревню, где прописан этот Егор-Алик. Всё равно день зайден, а уж там я точно узнаю о нем все, включая привычки и вкусы, все черты характера. А потом и решу, что предпринять далее.

Путь до деревни занял у него ровно два часа. Он сразу же зашел в администрацию, где намеревался уточнить адрес Опилкина. В кабинете сидела лишь одна молоденькая девушка. Не по годам полная, и далеко не симпатичная (обидела её природа-мать). По своему опыту Андрон знал, что вот такие невзрачные и обиженные девушки являются просто кладью сплетен и слухов. Они, как обычно, всё и про всех знают. Милая улыбка и шоколадка сделали свое дело. Уже через полчаса Хомяков знал про Опилкина Гошу почти всё. Гошу и его старшего брата Славу воспитывала бабушка. Родители погибли в автокатастрофе. Слава после армии закончил юрфак и куда-то уехал, разорвав все связи с братом и бабушкой. Баба Зоя еще ждет, надеется. А Егор давно плюнул и забыл. Сейчас-то же где-то в городе, то ли учится, то ли работает. Его не поймешь – когда приезжает, то одно говорит, то другое. Всегда одетый по моде, при деньгах, привозит бабе Зое подарков. Кстати, и номер его мобильника у девушки имеется, на всякий случай. Вдруг с бабкой что случится, а он её любит и бережет. Хитростью и обаянием Хомяков узнал этот номер.

— А вообще, все они, заречные, злые. Это те, кто живет за речкой. Деревню речка разделяет. У них и земли лучше, урожаи хорошие снимают. А у нас один песок. Они и побогаче живут, отсюда и зло, – на прощание пожаловалась девица.

Домой Андрон вернулся под вечер. Проанализировал информацию, наметил план работы на завтра. Уснул с помощью снотворного, ибо и боль в теле, и мысли о Снежане не покидали его.

Утром он отправился в офис компании телефонной связи, где при помощи своего удостоверения взял распечатки звонков со своего уже бывшего телефона, тем самым восстановил добрую половину номеров. Там же приобрел новый телефон. Сразу же попытался дозвониться Снежане, но опять безрезультатно. И, скорее всего, уже никогда не дозвонится. Далее путь его лежал до ГИБДД. Если верить словам девочки из деревенской администрации (а не верить у Андрона не было оснований), то у Опилкина имелась машина. Приезжал он однажды и хвалился перед земляками. Жигули неизвестной модели, белого цвета. Хомяков мог, конечно, и сам взломать базу данных ГИБДД, но он свято следовал правилу: где есть возможность не нарушать закон – не нарушай. В ГИБДД работал его одноклассник, на помощь которого он и надеялся. Старый друг войдет в его положение, а уж ради бутылочки хорошего коньяка нарушит устав и, покопавшись в сайтах, найдет все. И ожидания Хомякова исполнились. Через два часа душевных бесед и полбутылки коньяка в организме, Андрон стал обладателем справочки, что Опилкин Е.Т. является хозяином «Жигулей» 99-ой модели, белого цвета с госномером таким-то.

 

Следующий день он потратил на поиски машины, вернее её стоянки. Если Алик пользовался услугами частного извоза, значит, машина своя, скорее всего, в автосервисе. Но он ошибся, правда, не совсем. Машина стояла на платной стоянке. Вычислить Алика с её помощью оказалось легко. Наблюдая за ним несколько последующих дней, детектив пришел к выводу, что Алик – обыкновенный альфонс. Киллера искать он не собирается, и Куприну кинул на 30 тысяч. Теперь он крутился в ресторане-казино и, как казалось Андрону, подбивал клинья к очередной пассии. Тоже женщина бальзаковского возраста, не знающая нищеты и отдыхающая в полном одиночестве.

Одна бессонная ночь, и Андрон выработал план, по которому он собирался действовать. Поздним вечером наконец-то появился Алик в доме, где он снимал квартиру. Едва он вставил ключ в замочную скважину, как за его спиной бесшумно возник Андрон. Он ткнул под ребра дулом пистолета и прошептал на ухо:

— Спокойно, Егор, он же Алик. Открываем тихонечко дверь и заходим.

Руки у альфонса мелко задрожали, и он не без труда открыл дверь. Хомяков затащил его в комнату и бросил на диван. Сам взял стул, оседлал его и внимательно посмотрел на Алика. Тот хотя и вспотел, но уже начал приходить в себя.

— Что вам надо?

Андрон достал из кармана фотографии и бросил ему, сам неторопливо закурил. И пока Алик бегло просматривал снимки, Хомяков пояснил суть:

— Ну, что, нашел киллера? За тридцать тысяч?

Алик вновь задрожал и побледнел, фотографии упали на пол.

— Я не собирался искать киллера. Я не хочу убивать Куприянова. Я, я.

— Всё с тобой понятно, жиголо.

— Да, да! — истерично закричал Алик. — Я – альфонс. Мне просто нужны деньги. Я беру их там, где они плохо лежат. А эти бабы – сексуально озабоченные. Одни мне дарили подарки, другие деньги. А с Куприяновой у меня произошел прокол.

— То есть?

— Влюбилась она в меня по-настоящему. Вот и решила убрать муженька. При разводе она бы ничего не получила. И давай меня уговаривать. Так насела, что дышать нечем. Пришлось согласиться.

— За тридцать тысяч?

— За сто. Она принесла только аванс. Остальное после вступления в наследство. А я не дурак играть в такие игры. Взял деньги и смотался. Квартиру сменил.

— И успокоился? Так успокоился, что стал другую клеить.

— А что? Ася искать меня не станет. Мужу жаловаться тоже. Поплачет и бросит.

— А тебе зачем такие деньги?

— Жить хочу. Красиво. Как брат.

— А что брат?

— А то, — разозлился Алик, и давняя обида на старшего брата выплеснулась в полном объёме. — Бабушка была еще в силе, дала ему образование. С трудом, с большим скандалом он закончил институт. А потом нас бросил и укатил. Я думал, что он мне поможет на ноги встать, а он х… забил. Нашел я его в Москве. Адвокатом стал. Деньги лопатой гребёт, а на меня посмотрел как на пустое место. Имя даже, сука, сменил. Был Славкой Опилкиным, а стал Мстислав Заречный. Отрёкся от родителей покойных, от бабушки, которая поднимала нас двоих. Она святая. До сих пор верит и ждет от него весточки, а он, — напряжение взяло своё, и Алик, уткнувшись в ладони, совсем по-детски зарыдал.

Хомяков сходил на кухню и принёс стакан воды. Пока альфонс приходил в себя, он думал, как поступить дальше. И хотя где-то в глубине души кольнула жалость, он не дал ей разрастись.

— Короче, жиголо. Меня нанял Куприн. И завтра я должен отчитаться перед ним.

Алик сполз с дивана и на коленях подполз к Андрону.

— Не выдавай! Он же убьёт меня! А у меня бабка на руках, старенькая. Я лучше тебе заплачу.

— Встань и сядь на диван. Утри свои сопли и слушай меня внимательно. Если ты сделаешь все так, как я скажу, то возможно мы выкрутимся.

— Я всё, я всё. Всё сделаю.

— Надеюсь. Иначе, за жизнь твою паршивую я и копейки не дам. Куприн порвёт тебя, как свинья фуфайку. И это мягко сказано.

Алик наконец-то окончательно пришел в себя:

— Что я должен сделать?

— Сейчас ты звонишь Куприной, назначаешь ей встречу на набережной. Скажешь, что киллер просит еще десять тысяч. Короче, твоя задача: как можно дольше говорить с ней. И желательно побольше о любви. Что бы она призналась тебе в своих чувствах. Запомни, это важно. Чтобы она хотя бы раз произнесла слово «любовник». Запомнил?

— А зачем это?

— В кармане у тебя будет диктофон. А дальше? Дальше посмотрим. Всё. Звони, и поехали, пока Куприн в командировке.

 

Их встреча затянулась на добрый час, чему Хомяков был только рад. Больше материала – больше шансов на успешное завершение задуманного. Наконец-то они расстались. Куприна укатила домой, мокрый и бледный Алик обессилено упал на пассажирское место машины Хомякова.

— Ну?

— Вот, — он протянул диктофон.

Хомяков немного прослушал запись и широко улыбнулся:

— Отлично. Поехали.

— Куда? — испуганно спросил Алик. Он находился в сантиметре от нервного срыва.

— Ко мне домой.

Но и находясь в квартире детектива, Опилкин не мог никак успокоиться. Его бил ужасный озноб. Хомяков усмехнулся, налил ему целый стакан водки.

— Пей и ложись спать. Не бойся, всё будет ok. Спасу я твою паршивую шкуру. Не бесплатно, конечно. Альтруизмом я не занимаюсь.

— Да, да, конечно.

— Раздевайся и ложись, а мне работать надо

Алик стянул куртку, из кармана которой выпал бумажник. А из него в свою очередь – деньги и фотография. Андрон поднял её и нахмурился. На него смотрел незваный ночной гость. «Заречный. Заречный. Так его назвал один из телохранителей».

— Кто это?

— Славка, — Алик, успокоенный и разгоряченный после двухсот грамм водки, усмехнулся. — Мстислав Заречный. Сука!

— Ладно, ложись спать, — Хомяков прошел в свой кабинет и включил компьютер.

«Вот это поворот сюжета. Жизнь выписывает удивительные кренделя. Поистине говорят, что мир – тесен», — подумал он и усилием воли заставил себя переключиться на работу.

 

Проснувшись в семь часов, Алик не сразу сообразил, где находится. Вспомнил, вздрогнул и вновь покрылся холодным липким потом. Хомякова он нашел на кухне за чашкой крепкого кофе.

— Кофе будешь?

— Нет.

— Минералка в холодильнике.

— Спасибо.

Андрон не без любопытства смотрел, как он поглощает ледяную минералку.

— Знаешь, что я скажу тебе, Егор. Ты играешь в опасные игры. Ты вечно под прицелом, на острие ножа. Хорошо, что Куприн нанял меня, а я падок на деньги и немного сентиментален. Пожалел я тебя, молодой ведь совсем. Так вот совет тебе: заканчивай ты паразитический образ жизни. Иди работать. Лучше быть нищим и честным Егором, чем Аликом, чья совесть нечиста. Хотя это твое дело. Слушай, что я дам прослушать Куприну. — Он включил диктофон.

Диалог был таким:

— Алик, мальчик мой, я люблю тебя. Безумно люблю.

— Анастасия.

— Не перебивай меня. Я хочу стать твоей любовницей. Я буду платить тебе.

— Нет.

— Но, Алик, миленький.

— Нет.

Хомяков остановил запись. Алик сидел изумленный, пока наконец-то не понял, что детектив переписал запись в выгодном для него свете.

— Спасибо, — он вытер испарину на лбу. — Сколько я должен?

— Мне придется и фотографии ему показать. Не все, конечно. Где вы мило целуетесь, где твои ручонки лезут ей под юбку – я демонстрировать не стану.

— Да, конечно.

— Но имей в виду: если ты будешь продолжать в том же духе, и, не дай бог, кого-то убьют из светского общества, я буду первым делом подозревать тебя. И снисхождения уже не будет.

— Понятно.

— Теперь об оплате. Куприн обещал десять тысяч. Думаю, что и ты потянешь прейскурант.

— Хорошо, конечно, — Алик даже обрадовался, что детектив не запросил большего.

— И еще, — Андрон достал фотографию Заречного, которую он отпечатал с помощью компьютера. — Напиши-ка на обороте всё, что знаешь. Московский адрес, номер машины, телефона. Короче, всё.

— Зачем?

— На память, — усмехнулся Андрон. И Алик почувствовал скрытую угрозу в этой ухмылке, переспрашивать не стал. Написал мелким почерком и вопросительно посмотрел на Андрона.

— Поехали, — сказал тот.

— Куда? — страх так и не покидал его до конца.

— За деньгами, — теперь детектив усмехнулся доброжелательней. — А потом… — И театрально замолчал.

— Что потом?

— Потом катись на все четыре стороны.

Алик облегченно вздохнул.

 «Андрон, прости меня за всё. Я не знаю, что натворила. Запуталась и завралась. Всё дело в том, что мой знакомый адвокат Мстислав Заречный взялся за дело по возвращению дочери Виолы. Он не стал брать с меня денег, но поставил одно условие: я должна стать его женой. Он давно, как оказалось, влюблен в меня, и его не смущает моё прошлое. Я сначала опешила и ответила «нет». И обманула его, сказав, что у меня есть гражданский муж и отец Виолетты. Назвала тебя. Не знаю почему. Наверное, ты единственный в этом мире, кому я могу довериться. Тогда Мстислав сказал, что добьётся от тебя «отказную» на дочь. Вчера состоялся суд. И мне вернули мою девочку! Я безумно счастлива. Это очень трудно выразить словами. Но ты меня понимаешь. Ты один способен на это. Только мое счастье имеет горьковатый привкус. Свадьба состоится через месяц. Он сильно любит меня, порой даже слишком. Но мне от этого не легче. Не могу разобраться в себе. Прости меня и прощай. Снежана».

 

Письмо дрожало в его руках, а в голове бились мысли, нанося физическую боль. «Сволочь! Гад! Мерзавец! Пользуется моментом для достижения своих желаний. А из-за этого должна страдать девочка. Ну не любит она его! И только ради дочери приносит себя в жертву. Неужели у Заречного нет сердца? Да откуда! Надо что-то делать. Не знаю что, но надо! Времени осталось мало: меньше месяца. Надо, что бы он сам расхотел жениться. Вот только как добиться этого? Большой вопрос. Добровольно он на это не пойдет. Это ясно как божий день. Может, убить его?» — от подобной мысли стало жарко, даже лицо заполыхало огнем. Хомяков прошел в ванную, ополоснул холодной водой лицо и посмотрел на себя в зеркало:

— Да, на убийцу я не похож. И переступить эту черту не смогу. Нанять киллера? Да откуда у меня такие деньги. А что остаётся? — он задумался на мгновение. — Остаётся шантаж! Так, спокойно, Дроша, спокойно.

Прошел на кухню, где достал из холодильника бутылку водки. Выпил сто грамм, курить вышел, по новой привычке, на балкон. Рассуждал вслух:

— На чём строится шантаж? На грехах оного! А есть ли у Заречного грешки или тёмные делишки? Есть. Конечно, есть! У каждого человека – свой скелет в шкафу. Цена вот только разная. Сейчас он – адвокат, преуспевающий адвокат. Если покопаться, то и здесь можно отыскать грязное бельишко. Но для этого надо быть в Москве и иметь уйму времени и денег. Ни того, ни другого у меня нет. Значит, надо искать ошибки в прошлом. Так. — Он усиленно потёр виски.

Бросился в комнату, засел за компьютер. Открыл файл, где хранилась фотография и скудная информация, полученная от его родного брата.

— Это ты меня своим визитом многому научил. Теперь я абсолютно всё храню на флэшке. Компьютер же чист, как простыня девственницы. На чём же можно сыграть? Родился, крестился, рано потерял родителей. Не то. Сменил фамилию? Это не запрещается, где-то даже стильно и модно. Бросил бабушку с братом? Не то, глупость. Егор говорил, что юрфак ты закончил с трудом, даже со скандалом. А вот это уже интересно. Так, если судить по дате твоего рождения, то институт ты закончил в году так 199N. Ага! Кажется, и моя одноклассница Ира Смирнова тоже заканчивала юрфак. На год позже, и всё же.

Он быстро собрался и выскочил из дома. На отремонтированных «Жигулях» он теперь чувствовал себя чуть ли не королем дороги. По крайней мере, до дома, где проживали Смирновы, он доехал быстро. Узнал от её матери новый адрес, куда и направился. Смирнова (она уже успела дважды выскочить замуж и дважды разойтись) была, на его удачу, дома.

— Ну, ты даешь, Хомяк! Как ты нашел меня?

— Нужда заставила. — Они сидели на маленькой кухоньке и пили чай.

— А без нужды никак?

— Увы.

— Слышала, что ты работаешь частным детективом. Дипломированный юрист тебе не нужен? А то приходиться при наличии красного диплома торговать на рынке колготками.

— Нужен, конечно. Но не сейчас. Расшириться надо. А сейчас готов заплатить за информацию.

— Какую?

— Ты окончила институт в 199N году? Так. А годом ранее юрфак там же окончил Опилкин Слава.

— А! Голубая опилка! Знаю, знаю.

— Голубая? Почему?

— Ой, не знаю, как это по-научному, но суть такова: он спал и с девчонками и, как оказалось, с мальчиками. Вот его однажды и застукали с Мишкой Суриковым в интересном положении. А это в те года! Сам знаешь. Короче, скандал вышел громкий. Сурикова выгнали, а вот Славку оставили. Сирота, гордость института, отличник. Он меня потом чуть не избил.

— А тебя за что?

— А я была главным редактором нашей институтской газеты. После того скандала мы поместила карикатуру на Опилкина и Сурикова. Очень похоже, рисовал один аноним. От деканата мне тоже влетело – мол, мы скандал замяли, а вы масло льёте.

— А художник? Что, так и остался анонимным?

— Знаешь, да. Он подписывал свои рисунки NN. Но что удивительно: я всё-таки его вычислила.

— Да? И как же?

Ирина ушла в комнату, вернулась через пару минут с фотоальбомом.

— Когда прощались, то дарили друг другу фотографии с пожеланиями. Вот смотри, — она открыла альбом, — видишь, это Артем Игнатьев, он нарисовал рожицу. Это точно он. Я четыре года была в редколлегии, да и в искусстве кое-что понимаю. В детстве ходила в художественную школу. Это точно он, аноним. Стиль его.

— А где он сейчас, не знаешь?

— Где-то в городе, — пожала она плечами. — Видела его однажды, на улице Баумана. Около пивных ларьков, кажется, он пьёт.

— Говоришь, что Слава и с девочками мутил? Может, расскажешь?

— Короче, тебя интересует Опилкин?

— Да.

— Спрашивать, зачем, я не стану. Понимаю: тайна следствия. Так вот, насчёт девчонок. Говорили, я подчеркиваю, что говорили, Катя Серёгина родила от него девочку. Но утверждать не буду. Не знаю.

— А ваши институтские газеты куда потом сдавались? Или их на память растаскивали?

— Нет, не растаскивались. Сдавали в архив. В свой, институтский. Строго было на этот счет. Да и вообще раньше порядка было больше. Газеты там хранились. Всё-таки история института.

— Спасибо, — Андрон поднялся. — Ты мне очень помогла, и это не для красного словца. Извини, больше дать не могу.

Он протянул ей пятьдесят долларов.

— Ого! Спасибо. Для меня это хорошие деньги. — Она проводила его до дверей. — Пока.

— До свидания.

 

 

— Хорошо, — декан пошел ему на встречу. — Раз вы утверждаете, что от этого зависит жизнь молодой женщины и её маленького ребёнка, я выпишу вам пропуск в архив. Но предупреждаю, что архивариус у нас, баба Дуня, очень строгая женщина. Уговорить её стоит большого труда. Архив у нас в подвале. Счастливо!

— Спасибо. — Андрон был рад своей удаче. Сначала он сходил в ближайший магазинчик, где купил большую коробку дорогих конфет, и лишь потом отправился в архив.

 

 

Баба Дуня была высокой статной старушкой с сердитым выражением лица.

— Чаво?

— Вот, — Хомяков протянул пропуск и коробку конфет.

Лицо архивариуса коснулась легкая улыбка.

— Ох, уж мне эти журналюги. Но смотри у меня, не балуй! Я буду сидеть рядом и смотреть, чтобы ты ничего не украл.

— А что были такие случаи?

— А как же. Тебя какой год интересует? Вот! Как раз из 199N года и вырезали кусок страницы.

У Хомякова сначала похолодело в груди, а потом бросило в жар. Они вместе со старушкой перерыли всю полку 199N года и нашли-таки эту газету. «Да, — подумал Хомяков, — явно тут и была помещена карикатура. Остальные номера газет в целости и сохранности, и в них отсутствует «голубая любовь».

— Я сфотографирую эту газету?

— Это пожалуйста, — любезно согласилась баба Дуня. Потом они вместе пили чай с конфетами и беседовали. И пока детектив записывал в блокнот данные Сурикова, Игнатьева и Серёгиной, словоохотливая старушка поведала такую историю.

— Это было лет пять назад. Журналист приехал из самой Москвы. Молодой, но с бородой. В бейсболке и черных очках. Солидный такой. Это он вырвал кусок. На него грешу, больше не на кого. Вот, — она достала толстую амбарную книгу, — у меня тут всё записано. Порядок, прежде всего. И тебя сейчас впишу. Паспорт есть? Или еще документ, какой?

— Есть. — Хомяков не очень удивился. По характеру своей работы он встречался и с такой категорией людей. Ответственных, аккуратных, педантичных. Которые любят свою работу, отдавая ей все силы и время. К сожалению, все они, в основном, пожилые, воспитанные еще Советским Союзом. — А вы посмотрите, кто этот журналист. Записано ведь?

— А как же! — чуточку обиделась старушка и начала листать учетную книгу.

«Борода. Бейсболка. Очки. Первое, что бросается в глаза и запоминается надолго. Лучшее средство конспирации».

— Вот, нашла. Жуков О.Е. Паспорта у него не было. Только удостоверение.

— Странно. Приехать из Москвы и без паспорта! А удостоверение какое?

— «Комсомольская правда». Тут и номер записан.

— Понятно. Спасибо вам за всё, баба Дуня. Можно, я ещё и завтра к вам забегу на минуточку?

— Заходи, милок, — разрешила архивариус.

 

На улице Баумана, около пивных ларьков стояла небольшая очередь из пяти мужиков бомжеватого вида. Хомяков подошел к ним.

— Где мне найти Игнатьева Артёма?

— А магарыч будет? — тут же нашелся один.

— Обязательно, как же без этого.

— Да вон, — мужчина кивнул на многоэтажный дом. — Второй подъезд, четырнадцатая квартира. Совсем плохо мужику, похмелье скрутило.

— Понятно, — Андрон тут же в ларьке купил ему бутылку водки, а для Артема – упаковку баночного пива.

 

В подъезде пахло кошками, кислыми щами и кипятящимся в хлорке бельем.

— Кто там?

— Пиво заказывали?

Дверь тут же распахнулась. На пороге стоял худой, обросший мужичок в рваной майке и семейных трусах.

— Шутишь? — Хомяков показал упаковку. — Заходи.

В квартире к подъездным запахам добавился еще и перегар. Хомяков распахнул окно на кухне и сел на подоконник. Артем первую банку опустошил залпом, вторую – мелкими глоточками, и уже было потянулся за третьей, но Андрон задвинул упаковку под стол.

— Понятно, — усмехнулся художник. — Бесплатный сыр только в мышеловке.

— И заметь: туда кладут куски не очень хорошего качества, то, что не жалко. А пиво – очень хорошее.

— Что надо?

— Нарисовать. А точнее, восстановить по памяти одну карикатуру.

— Не понял? — удивление он сыграл очень плохо.

— Да ладно тебе, — усмехнулся Хомяков, — я-то знаю, что ты – NN, который рисовал неплохие картинки, учась в институте.

— А кто еще знает? — нахмурился Артем и закурил.

— Пока никто. А что такое?

— Убить могут, — буркнул он.

— А что, пытались? — почувствовал внутреннее напряжение Андрон.

— Пока нет. Но знаю: обиженных много.

— В том числе и Опилкин.

В глазах художника что-то мелькнуло. На лице отразилась работа мозга, он силился вспомнить. И наконец-то ему это удалось.

— А! Голубая опилка! Сволочь эта. Сука!

— Не бойся, он тоже пока ничего не знает.

— А мне чихать. Его-то я и не боюсь. Он же Мишку Сурикова подставил. А он правильным был мужиком, не гомиком. Это всё Опилка, сволота. И карикатуру эту помню. До сих пор жалею, что и Сурикова изобразил. Потом только узнал, что он не при чем.

— Вот эту картинку и надо нарисовать. Точь-в-точь. Тютелька в тютельку. Сможешь?

— А зачем её рисовать? Вон, — он кивнул головой, — на антресолях целая коробка моих эскизов. Ищи. — И он потянулся за очередной баночкой пива.

Удача явно сопутствовала сегодня Хомякову. Вечером, работая на компьютере. Он восстановил институтскую газету, а так же отретушировал фотографию Заречного, пририсовав и бейсболку, и очки, и бородку. Довольный плодотворным днем, завалился спать.

 

Утром он снова поехал в институт, где показал снимок бабе Дуни. Она сразу признала в ней московского журналиста Жукова. Поблагодарив еще раз старушку, Андрон отправился в небольшую деревушку Глуховка, откуда был родом Михаил Суриков. А чем чёрт не шутит. Может, он там и до сих пор проживает. И черт пошутил!!! Суриков действительно проживал в Глуховке, и в настоящее время занимался колкой дров. Несмотря на прохладную осеннюю погоду, работал он с голым торсом, разукрашенным татуировками. «Сидел» — подумал Хомяков.

— Михаил, надо бы поговорить, — сказал он, не заходя во двор.

— О чем? — Михаил внимательно оглядел незнакомца.

— Об Опилкине.

Суриков метнул на него взгляд, полный ненависти, и с огромной силой вогнал топор в пенек. Подошел к изгороди и еще раз оценил взглядом Андрона.

— Зачем?

— Да я ищу эту суку, — на свой страх и риск развязно сказал Хомяков и угадал. Михаил открыл калитку.

— Пошли в дом, чайку попьём и побазарим.

Хомякову он налил крепкого чая, а себе сварил чифирь.

— Сам его искал после отсидки. Всю жизнь мне искалечил, сука. Но не нашел. Поговаривают, что он теперь в Москве ошивается. А тебе-то он зачем?

— Тебе сломал жизнь, а мне только собирается.

— Когда найдешь – дай мне знать. Я его на куски порву, гниду.

— А за что? Неужели так крепко? — Андрон едва заметным движением включил диктофон в кармане.

— Было дело. В институте гулянка была. Ну и выпили хорошенько, я и отрубился. А этот гомик раздел меня и примостился сзади. Ладно, в комнату зашли, не дали греху свершиться. Меня сразу выгнали, а он выкрутился. Я потом за это человека ножом пырнул. Пошутил неудачно, намекая на голубую ориентацию, а я не сдержался. Два года назад откинулся. — Он замолчал.

— У меня есть подозрение, что Опилкин сейчас очень хорошо устроился в Москве. И заметает следы прошлого. Сменил фамилию, имя и даже в институтском архиве покопался.

— Вот сволочь. Решил перекроить прошлое?

— Точно. Перекроить. Вот ты, например, для него как бельмо на глазу. Ничего с тобой в последнее время не происходило чего-нибудь такого?

— Покушение что ли?

— А что? Я бы не удивился.

Суриков задумался, и надолго. Так долго, что Хомяков заволновался: как бы пленка в диктофоне не закончилась, хотя она и была рассчитана на три часа.

— Точно! — громко и неожиданно воскликнул Михаил, Хомяков аж подпрыгнул. — Я только после твоих слов понял, что это было его рук дело. Это он подослал двух отморозков пришить меня.

— Как? Когда?

— А я тогда только откинулся от хозяина. Волей не мог надышаться. Сидел я тут, на речке, рыбачил. И налетели неожиданно два отморозка и давай без лишних слов глушить меня. Молчком, если не считать мата.

— Ну? — подталкивал его Андрон.

— Я и отключился. Они, наверное, подумали, что я ласты склеил, и выбросили меня с обрыва. И пошел я топориком ко дну. Только очнулся я тогда и выплыл. Там грот у нас есть, под скалою. С обрыва его не видать. Там я и отлежался.

— А они, наверняка, стояли на обрыве и ждали: всплывешь или нет.

— Скорее всего, так оно и было. По крайней мере, меня больше не беспокоили. Я еще подумал: шпана обкуренная резвится.

— А теперь?

— Теперь на все сто уверен, что это он. Ух! — он грохнул по столу. — Слушай, если найдешь – не трогай. Я сам. Ладно?

— Хорошо, — согласился Андрон, хотя знал, что сможет этого сделать. И все его рассуждения о киллере были просто словами, сказанные в сердцах.

— А ведь дочь у него растет.

— У кого?

— У Опилкина.

— Ты имеешь в виду Екатерину Серегину?

— Её.

— А ты откуда знаешь?

— Говорил же, что искал его. Вот и вышел на Катю. Дочь на него похожа. Очень. Только не поддерживает он с ними никаких отношений. Откупился, раз – и всё.

— То есть?

— Сожитель Катькин по пьяни проговорился, что родной отец заплатил десять тысяч баксов, за то, чтобы она раз и навсегда забыла о его существовании. Расписку еще взял, что претензий у Серегиной нет никаких. Вот скажи, кто он после этого? Человек разве?

 

Домой Хомяков вернулся поздним вечером. А уже через пару дней он знал адрес Серегиной и кое-какие черты характера. Проанализировав, он решил, каким способом можно повлиять на неё.

— Я от Опилкина.

Екатерина побледнела, но быстро взяла себя в руки.

— Не надо, — опередил её Андрон. — Я уполномочен Заречным для переговоров. Думаю, не стоит лишний раз напоминать вам ни о его ребенке, ни о десяти тысяч, ни о расписке.

— Заходите, — они прошли в комнату. — Что еще надо этому ублюдку от меня?

— Почему же ублюдку? По моему, алименты вам были выплачены очень приличные.

— Это не алименты, — резко ответила Серегина.

— Вы так считаете?

— Это моральный ущерб за изнасилование. Не добровольно же я легла с ним! — она поморщилась, словно прикоснулась к чему-то мерзкому и противному. — Так что на этот раз?

— Копию расписки.

— Зачем?

— Потерял.

Серегина не стала противиться, быстро написала новую и протянула Андрону. Тот почувствовал себя неловко.

— Извините, — прошептал он и поспешил уйти.

Вернувшись домой, он сделал копии всего собранного компромата. Собралась приличная бандеролька, куда вошли фотографии газеты с карикатурой и «журналиста» Жукова, расписка от Серегиной, записи разговоров с ней же и с Суриковым. Материала было достаточно, чтобы Заречный засуетился. Отправил в Москву без всяких пояснительных записок. Адвокат был далеко не глупым человеком, он всё поймет. Поймет и начнет действовать. А значит, необходимо было приготовиться ко всяким неожиданностям. Хотя Андрон не думал, что Заречный станет придумывать что-нибудь новенькое. Скорее всего, пойдёт уже проторённой дорожкой, а именно: приедет со своими телохранителями и устроит мордобитие.

 

Хомяков пригласил на чашку чая друга детства, который работал участковым в районе. За чаепитием он и ввел его в курс дела. Игорь, конечно же, возмутился:

— Это же шантаж! Статья!

— Это цена за свободу девушки, которую я люблю, — выпалил в запале Андрон, удивляясь себе самому. Ведь даже в глубине души он боялся признаться себе в этом. Это была не просто симпатия, не просто жажда справедливости и желание помочь. Это было совсем иное чувство.

— И что ты хочешь от меня?

— Я уверен, что уже сегодня вечером он будет у меня вместе с прислужниками. В прошлый раз они не регистрировались ни в одной гостинице. Знакомых он вычеркнул из своей жизни. Значит, они приезжали на машине, своим ходом. Тут езды-то для иномарки семь часов. Я просто прошу подстраховать меня. Одному с троицей не справиться. Но если ты не хочешь, я пойму, и настаивать не стану.

— Да ладно, чего уж там. Друга в беде не оставлю. Тогда выключи свет. В пустую квартиру влезть легче, да и засады не ждешь.

Они пили чай в полной темноте и тишине. Говорить не хотелось, внутреннее напряжение росло с каждой прожитой минутой.

— Тихо, — неожиданно для Андрона вдруг прошептал Игорь. — Они появились. Открывают дверь с помощью отмычек.

Прошептал и достал табельное оружие. Андрон взял со стола свой пистолет. Прислушался, но ничего не услышал. И только когда входная дверь так знакомо скрипнула, понял, что оперативник был прав. Как и Андрон оказался предсказателем: незваных гостей было трое.

— Кажется, его нет дома.

— Ищите тайник. Потом и хозяином займемся. Я убью его. — Угрозы прозвучали из уст Заречного, и наступило время действовать. В прихожей резко включился яркий свет, и словно из воздуха появились вооруженные друзья. С криком «Стоять» они обрушили шквал ударов резиновыми дубинками на охранников московского адвоката. Он стоял истуканом и смотрел расширенными глазами на наставленный на него пистолет.

— Ну, Заречный, он же Опилкин, здравствуй, — спокойно сказал Хомяков. Игорь в это время связывал телохранителей. Заречный облизал пересохшие губы.

— Я приехал просто поговорить.

— Ага, — саркастично согласился Андрон, — а видеокамеры зафиксировали незаконное проникновение в частную квартиру и угрозы убийства. Еще одно нарушение УК Российской Федерации.

— А ты не так прост. Я ошибался в тебе.

— Пошли, — Андрон кивком головы пригласил адвоката на кухню. — Чай я тебе предлагать не стану. Завариваю я его идеально, а ты не заслужил этого.

— Сколько тебе надо?

— Нисколько. Не все в этом мире измеряется деньгами.

— Ошибаешься. Что не измеряется деньгами, измеряется большими деньгами. Хотя провинция живет старыми понятиями. Значит, тебе нужна Снежана?

— И дочь. И моя отказная. Это — раз.

— А два?

— Ты навсегда забудешь нас. И этот адрес, и этот город. Только при этом условии я верну тебе подлинники. Но всегда помни о Сурикове.

— А что? — смертельно побледнел Мстислав.

— Если ты нарушишь границу, то Сурикову станет известно твое новое имя и адрес. А он на тебя очень злой.

— Хорошо, хорошо, я согласен.

— Вот и отлично. Сейчас твои ребята придут в себя, и мы их отпустим. Они быстрее ветра поедут в Москву и так же быстро вернутся. Но уже с моими девочками.

— А я?

— А ты пока останешься здесь. Тебе все понятно?

— Абсолютно.

 

Сутки спустя на этой же самой кухне сидели Андрон, Снежана и Виолетта. Они еле огромный торт и пили чай. Снежана в который раз бросала на Хомякова взгляд, полный бесконечной благодарности. Наконец не выдержала и сказала вслух:

— Ты молодец. У меня просто не хватает слов. Спасибо тебе.

Андрон даже смутился, словно мальчишка.

— Мама, а как мне звать этого дяденьку? — вдруг поинтересовалась Виола.

Адрон и Снежана на мгновенье пересеклись взглядами, которые были красноречивей всяких слов.

— А это, Виолочка, твой папа, — сказала Снежана и повторила уверенно: — Это твой папа.

Её глаза повлажнели. Это были слезы счастья.